Читать книгу - "Симон Визенталь. Жизнь и легенды - Том Сегев"

Из писем Левина явствует, что к тому моменту он уже был этой темой буквально одержим. Сначала он попросил Визенталя высказать свое мнение о второй жене Отто Франка: не могла ли она на мужа повлиять? Он слышал, что она была нееврейкой. Франк утверждал, что она была узницей концлагеря, но не связан ли ее арест с тем, что она была коммунисткой? Также Левин хотел знать, не были ли голландцы, прятавшие семью Франк, связаны с коммунистами и не по этой ли причине Франк решил интерпретировать дневник именно таким образом.

Визенталь хорошо понимал, о чем шла речь: он не прекращал бороться с теми, кто отрицал подлинность дневника Анны Франк. Эта тема имела для него важное значение еще с тех пор, как он нашел полицейского, арестовавшего Анну. Он ответил Левину, что видел и фильм, и пьесу, но никакого коммунистического влияния в них не обнаружил. «Я всегда считал, что неверно при каждой возможности подчеркивать только количество пострадавших евреев, – писал он Левину. – Я всегда был против того, чтобы говорили только о шести миллионах убитых евреев, как будто это был лишь еврейско-нацистский конфликт. Я всегда говорил, что было одиннадцать миллионов жертв и среди них – шесть миллионов евреев». Также он написал, что встречался с Отто Франком только один раз, никакой информацией о его семейной жизни не располагает и предпочитает заниматься не Франком, а поисками нацистских преступников.

Левин был согласен, что игнорировать факт расправы нацистов и над неевреями нельзя, но утверждал, что переработки дневника для театра, кино и телевидения преуменьшали еврейскую трагедию: Анна Франк писала о том, что она чувствовала как еврейка, но соответствующие абзацы были из текста намеренно выпущены или искажены, чтобы придать ее образу универсальный характер. И хотя это произошло в США, Левин считал, что причиной тому был сталинистский антисемитизм. Он утверждал, что борется за свободу творчества. «Я не нападаю на коммунизм, – писал он, – но меня тревожит ненависть коммунистов к евреям и Израилю». Кроме того, он писал об антиизраильской позиции некоторых представителей «новых левых». Война против евреев, по его словам, с поражением нацизма не закончилась. Нацисты стремились к физическому уничтожению евреев, коммунисты же хотят уничтожить евреев как нацию, чем ставят под угрозу будущее еврейского народа. «Тот факт, что даже вы не заметили коммунистического влияния в фильме и пьесе, – писал он Визенталю разочарованно, – свидетельствует о силе коммунистической пропаганды».

Некоторые из взглядов Левина Визенталь разделял. Будучи сионистом и антикоммунистом, он тоже считал, что, по крайней мере, отчасти критика Израиля была связана с нацистским и неонацистским антисемитизмом. Но в дискуссии об уроках Холокоста Визенталь занимал скорее позицию левоцентристскую.

Однажды он отправился в Израиль, чтобы переубедить тамошних «дизайнеров памяти», и, в частности, имел долгую беседу с Гидеоном Хаузнером. Помимо ссылок на историческую справедливость и универсальную мораль, Визенталь утверждал, что Израиль и еврейский народ не смогут в одиночку устоять против подстерегающих их опасностей: они нуждаются в поддержке всего мира, – и считал поэтому, что необходимо внедрить в сознание мировой общественности понимание того, что нацизм угрожал не только еврейскому народу, но и всему человечеству. По этой же причине, настаивал он, надо говорить не только о еврейских жертвах, но и обо всех жертвах вообще: о шести миллионах евреев и о пяти миллионах всех остальных. «Это не преуменьшит катастрофу, постигшую еврейский народ, – писал он, – и наша трагедия не станет от этого менее ужасной. Наоборот, мой подход превращает еврейскую трагедию в важную составную часть трагедии всего человечества».

Трудно сказать, каким образом Визенталь пришел к выводу, что наряду с шестью миллионами евреев нацисты убили в лагерях смерти еще и пять миллионов неевреев. В действительности количество неевреев, убитых нацистами в лагерях, намного меньше. Гораздо больше неевреев из числа гражданских лиц погибли в результате военных действий. «Можно с уверенностью сказать, – пишет Иегуда Бауэр, – что нацистский антисемитизм в немалой степени виновен в смерти не только шести миллионов евреев, но и двадцати девяти миллионов неевреев, умерших в результате распространения нацизма». По его словам, Визенталь лично признался ему, что свою цифру придумал, дабы вызвать симпатию к евреям и сблизить их с неевреями. «Само по себе его намерение было, наверное, благим, но в конечном счете бесполезным, а главное, ошибочным», – пишет израильский историк.

Вообще говоря, Визенталь вполне мог позаимствовать данную цифру из известного нацистского документа, где говорится, что в Европе предстоит уничтожить одиннадцать миллионов евреев (хотя мог, конечно, ее и придумать), но в любом случае эта его историческая ошибка повлияла на американское правительство, когда оно формулировало задачи, стоявшие перед вашингтонгским музеем Холокоста.

Перед открытием музея президент Картер принял участие в церемонии на Капитолийском холме, посвященной памяти жертв Холокоста, и, помимо всего прочего, сказал об одиннадцати миллионах жертв. Эли Визель, возглавлявший общественный совет, работавший над созданием музея, пришел в ярость. После окончания церемонии он провожал Картера до Белого дома и по дороге спросил его, откуда тот взял эту цифру. Картер ответил, что из сочинений и выступлений Визенталя. Визель сказал, что эта цифра ни на чем не основана. «А разве в лагерях не было неевреев?» – спросил Картер. Обычно Визель отвечал на этот вопрос так: «Не все жертвы были евреями, но все евреи были жертвами». Он объяснил президенту, что среди заключенных-неевреев были участники Сопротивления и смелые интеллектуалы, но их было не пять миллионов, а лишь небольшой процент от этой цифры; среди прочих же неевреев были ярые антисемиты и преступники-садисты, которых нацисты отправляли из тюрем в лагеря в качестве рабочей силы. «Справедливо ли, господин президент, чтить их память наряду с памятью моих родителей?» – спросил Визель. По его словам, Картер больше никогда про одиннадцать миллионов не говорил.

Документы, хранящиеся в архиве Визенталя, показывают, что, по крайней мере, поначалу его спор с Визелем носил характер вполне конструктивный. Хаузнер предложил устроить им встречу при его собственном участии, но данный план не осуществился. «Видимо, Эли Визель, которого я уважаю, ценю и люблю, – писал Визенталь, – не выкроил для этого времени или не был заинтересован». Но уже несколько месяцев спустя он писал о Визеле так, словно тот был его соперником по спортивному состязанию: «Мне кажется, он начинает отставать».

В то время Визенталь и Визель все еще переписывались, обсуждая возможность преодоления разногласий и издания совместной книги. Визенталь предложил несколько вопросов для обсуждения: «Есть ли подобающее наказание для преступлений нацистов?», «Есть ли смысл их наказывать?», «Что молодое поколение может ожидать от судов над нацистскими преступниками?», «Какие опасности оставили после себя нацисты?», «Возможен ли антисемитизм без евреев?», «Какое место занимают ненависть, бюрократия и технология в отношениях между людьми?», «Существует ли комплекс человека, выжившего во время Холокоста?», «Можно ли убежать от прошлого?», «Какова роль школы в сохранении памяти о Холокосте?», «“Холодная война” и нацистское прошлое», «Коллективная вина и коллективный стыд», «Поражение религии», «Кто имеет право прощать?»