Читать книгу - "Алексей Орлов - Нина Молева"

— Чему, граф? Тому, что вы вели розыски злодейки на собственную руку и знали о ней гораздо больше и подробнее, чем сообщали об этом в Петербург?

— Я не был вправе рисковать сообщением неточной информации.

— Для этого в русском языке существует множество условных оборотов. Вы либо все хотели делать сами, рискуя затянуть и сорвать поиски, либо размышляли над тем, кому служить.

— Ваше величество, ваше обвинение настолько чудовищно!

— Это еще не обвинение, а всего лишь размышление.

— Ваше величество, для меня задача заключалась не только в поимке неизвестной женщины, но и в аресте всего ее ближайшего окружения и возможности предоставить на ваше рассмотрение всего ее, как выяснилось, немалого архива. Ведь в следствии по делу Пугачева вы требовали в первую очередь установления корней, а не одних вершков.

— Да, а что касается архива злодейки, князь Александр Михайлович Голицын сетует на его отрывочность. У князя сложилось впечатление, что многих писем просто не хватает. И это тем более странно, что все остальные едва ли не пронумерованы получательницей и тщательно хранились.

— Мне трудно было бы поручиться за то, что творилось в доме неизвестной. Во всяком случае, мои люди поехали за ее вещами в Пизу сразу, как только состоялся арест на корабле, и на суше еще никто не был о нем осведомлен.

— По совести, у меня нет ни времени, ни желания продолжать этот бессмысленный диалог. Он слишком запоздал, чтобы тратить на него время и душевные усилия. Вы добивались аудиенции, чтобы представить рапорт, о котором все успели забыть. Тем не менее я приняла вас и готова выслушать ваши просьбы.

— Я не имел в виду никаких просьб, государыня. Они не к лицу графу Орлову.

— Тем лучше. А теперь отправляйтесь и ждите нашего решения о вашей дальнейшей службе. Наберитесь терпения и начинайте привыкать к оставленной и забытой вами России. Да, и еще о письмах. Теперь к ним добавились личные показания злодейки. И если вы рассказывали в своих донесениях о том любовном пыле, который вы сумели обманным путем в ней пробудить, то сама она утверждает обратное, и мы склонны ей верить.

— Что значит обратное, ваше величество?

— Может быть, вы слишком увлеклись своей ролью безо всякой на то надобности. Ролью пылкого влюбленного, я имею в виду.

— Государыня, я вас предупреждал, что вынужден был обманывать эту женщину в письмах, дабы внушить ей большую доверенность к моим последующим планам. Неужели вы могли принять мои излияния на бумаге за чистую монету!

— Видите ли, Орлов, вся беда в том, что за все время следствия подследственная ни разу не упоминала о ваших личных отношениях и не ссылалась на них. Более того. Из ее показаний явствует, что вы держали себя как придворный, в строгом соответствии с придворным этикетом, усиленно воздавая ей царские почести. И мне трудно понять, почему подобная недостойная демонстрация происходила не только в стенах дворца, где злодейка жила, но и на людях. Именно так выдержали себя на гуляньях и в ложе театра.

— Государыня, это должно быть помочь…

— Чему? Вы утверждаете, что хотели обмануть злодейку, в действительности вы внушали всему свету мысль о подлинности царственного ее происхождения, заставляя участвовать в сем недостойном фарсе русских офицеров. Офицеров моей короны, Орлов! Осип Михайлович говорил, что даже не будучи российским подданным, он был смущен той ролью, которую вы навязывали ему, как и прочим офицерам. Вас можно обвинить, по меньшей мере, в отсутствии чувства меры. И подлинного уважения к вашей императрице.

— Ваше величество, но неизвестная женщина досконально разбиралась и в правилах придворного обихода. Она была слишком опытным в них человеком. Всякая, даже самая незначительная промашка была бы ею замечена.

— Вот как! А в результате мы выглядим в глазах всей Европы насильниками, попирающими всяческие, человеческие и божеские, законы. И к этому причинились вы, граф Орлов!