Читать книгу - "Александр II - Александр Яковлев"

Польша всегда служила источником беспокойства для династии Романовых. Славянский край, попавший под католичество, в составе империи редко затихал полностью, взрываясь заговорами, волнениями, восстаниями.

Милостивое расположение Александра II к польским его подданным выразилось в первый год его царствования в амнистии, дарованной эмигрантам-полякам и в облегчении участи политическим ссыльным из уроженцев Царства Польского. Вожаки групп, на которые делилась польская эмиграция: «белые» – консерваторы и «красные» – радикалы, протестовали против принятия царского всепрощения, но значительное число поляков воспользовалось им. Многие участники восстания 1830–1831 годов вернулись из Сибири.

Правда, в том же 1856 году в Варшаве Александр Николаевич произнес знаменитую фразу «Point de reveries»^[2]. Нараставшее неуклонно движение к полной национальной независимости вели те же «белые» с дворянами-землевладельцами и высшим католическим духовенством и «красные» с ксендзами, чиновниками, горожанами, учащейся молодежью. Царская власть в лице наместника князя М.Д. Горчакова нисколько движению не препятствовала, напротив, выступала в Петербурге ходатаем за поляков.

Организованное движение вышло на поверхность летом 1860 года, когда в Варшаве прошли манифестации от костелов в память деятелей освободительного движения. В Бельведерском дворце решили, что хождением по улицам с песнями все и ограничится, но как бы не так…

28 марта 1862 года Александр II телеграфировал князю М.Д. Горчакову в ответ на его тревожное сообщение: «Варшавские беспорядки меня не удивляют, ибо мы их ожидали. Надеюсь, что порядок будет восстановлен энергическими мерами без всяких уступок». Самый дух царского послания в высшей степени характерен, ибо весь из прошлого, безвозвратно ушедшего николаевского времени. Пока Александр Николаевич действует по инерции. Вскоре окажется, что беспорядки перерастают в нечто большее, и тогда к известным «энергическим мерам» будут добавлены иные средства, и Польше будет дарована земельная реформа, а Финляндии заодно – сейм… А пока события развивались в высшей степени неожиданно для обитателей Зимнего дворца.

Весной возникли волнения, и царская власть согласилась пойти на некоторые послабления польской аристократии, лидером которой выступал один из богатейших землевладельцев граф Александр Велепольский, продвигавший идею восстановления автономии Королевства Польского. Он был привлечен к управлению делами края. Поскольку стареющий генерал Горчаков просил о присылке еще кого-нибудь, являя неспособность справиться с делами, он был вскоре заменен. На посту наместника сменили друг друга граф Ламберт, граф Лидерс, а с введением военного положения добавился генерал Сухозанет, начавший железной рукой наводить порядок. Но все это был паллиатив. В Зимнем дворце обсуждался польский вопрос, и было предложено направить в Варшаву одного из царских братьев.

Первым кандидатом оказался великий князь Михаил. По дневниковым записям Валуева, он просто испугался труднейшей миссии и постарался ее избежать. Тогда назвали имя Константина.

Константин Николаевич после решения крестьянской проблемы весь обратился к польским делам, много думал о них, много толковал с приближенными. Образ жизни его и характер не переменились. Вот записи из его дневника за апрель 1862 года: «Вечером у меня в кабинете для жинки играли трио Бетховена. Прелесть, и весь вечерок очень хорошо удался». «На большом параде, когда скакал после проезда государя, лошадь на скаку ударила задней ногой в мою ногу ниже икры. Не очень больно, но стало влажно. Обильное кровотечение». «Был утром с обыкновенным докладом у Саши».

Валуев, близко узнавший его в эти дни, дает великому князю такую характеристику: «Он умен, но исполнен странных противоречий, имеет опыт в делах и порою изумительно незрел, обнимает быстро, понимает тонко, а в некоторых вопросах почти детски наивен». По мнению Валуева и немалой части царедворцев, Константин Николаевич сознательно стремился занять пост в Варшаве, дабы обрести наконец самостоятельное положение, избавиться от роли «второго номера», постоянно выглядывающего из-под руки Первого. В этом его поддерживала жена Александра Иосифовна, энергичная и честолюбивая, которой уже виделся свой двор, свое царство. Строгая Анна Тютчева, ревниво относившаяся к поползновениям Константина и Александры играть значительную роль, так отзывалась о ней: «Великая княгиня не умна, еще менее образованна и воспитана, но в ее манерах и в ее тоне есть веселое, молодое изящество и добродушная распущенность, составляющие ее прелесть…» А великий князь пока еще пылко любил свою жинку.