Читать книгу - "Преступление и наказание в России раннего Нового времени - Нэнси Шилдс Коллман"

Новоуказные статьи 1669 года, которые были составлены в период социальных потрясений и роста недовольства, претерпели некоторые изменения во время московского восстания 1662 года и окончательно были сформулированы во время восстания Степана Разина 1669–1671 годов, изменили членовредительные нормы Соборного уложения в сторону более решительного лишения физических возможностей. Например, если за первую кражу Уложение назначало отрезание левого уха, то Новоуказные статьи – «двух пальцев меньших у левой руки». За второе преступление теперь полагалось отсечение левой руки у запястья вместо «второго», то есть правого уха по Уложению. Затем преступнику следовало выдать письмо, позволявшее ему вернуться домой и жить там «безпенно». Но если такой искалеченный человек попадался на новых преступлениях, его надо было увечить дальше – отрезать руку и ногу. За такое тяжкое преступление, как похищение церковной утвари, каравшееся по Уложению смертью, Статьи 1669 года устанавливали у уличенного в первый раз отсечение левой руки и правой ноги (ссылки см. в приложении).

После 1660-х годов московские законодатели несколько смягчили всю эту свирепость. Уже в 1666 году безжалостный указ 1663 года был отменен. Впоследствии членовредительные наказания для ссыльных были и вовсе законодательно упразднены: те, кто винился в тяжких преступлениях и по норме 1669 года должен был лишаться рук и ног, теперь ссылался в Сибирь в целости (сентябрь 1679 года), а отсечение руки, ноги и двух пальцев, полагавшееся тем, кто совершил одну или две кражи, в 1680 году было заменено вечной ссылкой в Сибирь. Но указ 1682 года, наоборот, усилил наказание 1669 года за первый случай преступления: теперь отсечению подлежали не только два «меньших» пальца левой руки, но и левое ухо, дальше следовали битье кнутом и вечная ссылка в Сибирь. Указ 30 марта 1683 года ограничил, но не упразднил членовредительство. В нем постановлялось, что вместо пальцев отрезать следует уши. Хотя эти законы оформлялись как царский указ и боярский приговор, противоречия в них заставляют думать, что здесь мы встречаемся с несогласованной работой нескольких приказов.

И все же общая тенденция состояла во все большем применении на теле такого рода отметок, которые не лишали преступника работоспособности. В законодательстве место калечащих наказаний стало занимать клеймение ссыльных и преступников. Упоминания о нем мы находим в более ранних наказаниях, совершенных в 1637 и 1662 годы, но именно в 1690-е годы подобная практика действительно стартовала^[680]. Например, в майском указе 1691 года было отменено отрезание пальцев и ушей осужденным, которые по закону «довелись смертные казни», но были помилованы и приговорены к вечной ссылке. Вместо этого их должны были клеймить каленым железом литерой «в» («вор») на левой щеке. Указ открыто объясняет, что клеймо позволит опознать их, если они сбегут из ссылки. Январским указом 1692 года было предписано, что если кто-то из сосланных вместо смертной казни еще не заклеймен, его следует подвергнуть этой процедуре. Точно так же и люди, сосланные за менее серьезные преступления, если уже в ссылке их уличали в преступлении, караемом смертью, должны были пройти клеймение. Согласно этому же указу, если клейменый ссыльный сбежит, его следует поймать, повторно заклеймить уже литерой «р» («разбойник») на другой (правой) щеке и доставить обратно на место ссылки; если он бежит еще раз, то этих двух клейм будет достаточно для смертного приговора, даже если никаких преступлений он при этом не совершал. Этот указ демонстрирует значение, которое приобрело клеймение лица в 1690-е годы: оно удостоверяло вину человека в преступлении, караемом смертью, и конкретизировало уровень рецидивизма. Отголосок такого применения находим в июльском указе 1698 года к иркутскому воеводе. Ему было велено беспощадно казнить всякого клейменого ссыльного, совершил ли он заслуживающее этого преступление или любое другое преступление, потому что преступник уже однажды был помилован царем: это видно, как указано в документе, уже из того, что он был заклеймен (ссылки см. в приложении).

Помимо использования литер российские власти прибегали и к другим способам клеймения. Одно клеймо, упоминаемое с 1660-х годов, имело форму орла, подобно таможенным штемпелям для облагаемых налогами товаров. В 1701 году солдат, сосланный за неподобающее солдату («не годен») разгульное поведение – зернь, карты, пьянство, – подал прошение, чтобы ему было позволено вернуться. Он признавал, что его было велено «заорлить» во время ссылки в города Поволжья^[681]. Более прямолинейный подход, при котором легче отслеживать направление движения ссыльных в Сибирь, встречается в указах конца 1690-х годов: преступников следовало клеймить названием города, куда их сослали. Например, согласно указу 1698 года тюменскому воеводе, он должен был ставить на спину всем ссыльным, которых уличили в преступлениях, клеймо в виде слова «Тюмень». Для этого ему прислали образец, который следовало увеличить вдвое. Как упомянуто в указе 1698 года в Иркутск, такие же образцы были разосланы и в другие сибирские города (см. приложение).

Изобразительные символы и названия городов для мечения ссыльных использовались не только в России. В Европе раннего Нового времени самоуправляющиеся города часто клеймили преступников своей городской эмблемой, а затем изгоняли их. Например, по замечанию ван Дюльмена, «часто применялся знак виселицы или герб города, в случае Франкфурта – орел». В ряде случаев франкфуртское правосудие клеймило преступника буквой «F», люцернское – буквой «L». Во Франции в XVI–XVII веков могли клеймить знаком лилии, в Амстердаме – тремя крестами городской печати^[682]. Государства раннего Нового времени использовали клеймение для контроля и информирования.