Читать книгу - "Александр Македонский - Поль Фор"

Все в армии, от полководца до последнего наемника, в равной мере постоянно нуждались в деньгах, которые они получали под процент. За много сотен дней кампаний жалованье, доход от добычи, премиальные и сбережения истощались. В последние годы приемы обходились так дорого, что интендантской службе пришлось ограничить расходы, отпускаемые на каждый пир, суммой в 10 тысяч драхм. Ситуацией пользовались ростовщики. Александр, как и все, стал добычей денежных мешков. Взойдя на престол, он обнаружил отцовскую казну пустой, а также 500 талантов долга. А для того, чтобы совершить поход против фракийцев, иллирийцев и восставших греков, ему надо было экипировать армию в 25 тысяч человек и выплатить им 4 тысячи талантов жалованья. Как это можно было сделать, не занимая деньги у чужеземных банкиров, не уступая деловым людям доходы с копей на горе Пангей, не отдавая на откуп таможни, порты, солеварни, царские земли, леса и прочее?¹⁰³ Повторяю, что, согласно Арриану (VII, 9, 6), Александр занял еще 800 талантов, чтобы, отправляясь в Амфиполь 21 марта 331 года, выплатить своим македонским войскам месячное жалованье, между тем как он уступил своим «друзьям» все царские владения, а золотые копи на горе Пангей, при Филиппе подвергшиеся чрезмерной эксплуатации, уже не приносили, как при отце, тысячи талантов в год.

Один только Гарпал, сын Махата, товарищ Александра, разделивший с ним опалу, крупный вельможа, негодный к военной службе по нездоровью, что-то смыслил в вопросах финансов (Арриан, III, 6, 4–6). Начиная с 336 года на него было возложено попечение о македонской казне, то есть надзор за поступлениями и выплатами. На протяжении двух лет Гарпалу удавалось находить необходимые кредиты — возможно, на финансовых площадках Афин, Эгины и Коринфа. Затем вдруг, «незадолго до сражения при Иссе (в ноябре 333 г.) он согласился на уговоры некоего Тавриска, человека дурного, и бежал вместе с ним» (там же, 7). Через год Александр призвал Гарпала вновь и снова вверил ему верховное попечение о финансах новой империи. Александр пошел даже на то, чтобы в конце 330 года, после смерти Пармениона, поручить Гарпалу, с официальным титулом сатрапа, управление обширной территорией, которая простиралась от Вавилонии до Средиземноморья (Диодор, XVII, 108). Однако этот своего рода вице-король, управляющий центральным казначейством, интендантской службой и доставлением провианта походным колоннам, которые двигались вдоль царских дорог, на которого была также возложена обязанность следить за сообщением с Грецией и Македонией, вновь бежал в марте 324 года. Через Таре он прибыл из Вавилона в Афины с 5 тысячами талантов и таким же числом наемников¹⁰⁴.

В Новое время было немало рассуждений относительно причины или причин, побудивших великого финансиста так предательски обмануть доверие своего начальника. Поскольку древние делали упор на природную трусость, малодушие, любовь к куртизанкам, политические амбиции, стыд оскандалившегося деятеля, уместно задаться вопросом, нельзя ли объяснить его поведение как-то иначе, нежели в терминах морали. Было много других министров финансов, уже в Новое время, которые внушали подозрение монархам своим стремительным обогащением; для Франции достаточно будет упомянуть Жака Кёра, Жака де Бона сеньора де Самблансэ и генерального контролера финансов Фуке^[50]. В данном случае интересно не то, что Гарпал обогатился, но как это произошло. Историки почти единодушны в двух отношениях. Во-первых, очевидно, что после имевшего место зимой 325/24 года осуждения полудюжины сатрапов по возвращении Александра в Персию Гарпалу также предстояло отчитаться перед хозяином. Во-вторых, Гарпал со своими немногочисленными наемниками, 30 кораблями и незначительной оставшейся у него суммой денег оказался неспособен заручиться поддержкой Греции. Известно, что народное собрание в Афинах отказало ему в военной поддержке, приняло в городскую казну те немногие деньги, которые он сдал на хранение, и осудило Демосфена и Демада за то, что они позволили Гарпалу себя подкупить. Никакое другое греческое государство не предложило ему убежища, и вскоре он был убит на Крите своим товарищем по несчастью. Вот почему все смотрели на это золото как на позорную улику, как на проклятое — поскольку было оно чересчур уж ловко приобретено.

Однако Гарпал не возил с собой казны (газа) Персидской державы. Сумма золотой наличности, которая доходила до 200 тысяч талантов, как в слитках и песке, так и в виде чеканной монеты, находилась под строгим надзором в крепостях древних столиц. Исчезновение 5 тысяч талантов было практически незаметным при таком количестве золота. Если весной 324 года великий финансист смог их увезти малой скоростью, на повозках, а кавалерия Александра, которая тогда находилась вблизи Вавилона, даже не сделала попытки его нагнать, и впоследствии эти деньги, положенные в банки Афин, не были у них истребованы, так это потому, что Гарпал мог рассматривать эти таланты как собственное добро, как личное вознаграждение, которое позволило ему вернуться в Грецию, чтобы жить здесь в свое удовольствие. Тогда же, когда и он, в то же самое время, в Сузах 11 тысяч македонян требовали демобилизации и премиальных по случаю окончания службы. Приобретя состояние, Гарпал, как и многие другие, после 12 лет приключений, шесть из которых прошли в самом нездоровом из возможных климате, желал лишь одного: вновь увидеть свою страну Интересно для нас в данном случае лишь то, каким образом Гарпал и некоторые другие смогли обогатиться. Будучи добропорядочными финансистами, они ограничились лишь спекуляциями с монетой, заменив систему накопления драгоценных металлов, характерную для прежних персидских царей, многообещающей системой денежного обращения. Короче говоря, они вдохнули в отношения между народами динамику, которая оказалась куда созидательнее кавалерийского натиска завоевателей.

Их нововведения вмещаются всего в несколько цифр¹⁰⁵. Филипп подал всей Греции пример биметаллизма, и этот пример имел огромные последствия в области политики, промышленности, торговли и даже морали: распространив по Греции свои статеры весом в 8,6 грамма золота (χρυσοί или φιλίππεοι) стоимостью в 20 серебряных аттических драхм или 14 серебряных эгинских драхм, он довел соотношение между двумя металлами до 1:10 вместо 1:13⅓, и 1:12. Статер стали даже предпочитать монете персидских сатрапов, поскольку дарик, имея ту же нарицательную стоимость, весил немного меньше статера, 8,4 грамма вместо 8,6 грамма.