Читать книгу - "Я, Юлия - Сантьяго Постегильо"

более что этого желают воины. Как ты считаешь? Я пришел, чтобы сообщить тебе об этом.

– Ты уже сообщил.

– Да.

Он не двигался.

Как и она.

– Что-то еще удерживает императора в моей палатке? – осведомилась Юлия.

– Да.

– Что же? – (Север не ответил.) – Я могу сделать что-нибудь для императора?

– Можешь раздеться.

Юлия Домна не сказала ничего.

Время разговоров прошло.

Время, когда разговоров между ними не было, – тоже.

Императрица поднесла руку к правому плечу, нажала на застежку паллы, и та легко и бесшумно упала на землю. Затем настал черед столы из блестящей синей шерсти. И наконец, не сдвинувшись ни на пядь и по-прежнему стоя лицом к супругу, Юлия с силой потянула за тунику, обнажив плечо. Потом сделала то же самое левой рукой, потянув тунику в противоположную сторону.

Одеяние из тонкой хлопковой ткани соскользнуло, Юлия полностью обнажилась. Север протянул руку, она взяла ее в свою ладонь. Он повел ее к кровати, и она, не сопротивляясь, послушно последовала за ним. Ее муж больше не станет спать с рабынями. Все будет как раньше. Нет, лучше. Как раньше, с беспредельной властью в придачу.

Они занимались любовью – жадно, чувственно, страстно, нежно.

Без перерыва.

Долго.

Наконец Север лег на спину и посмотрел вверх, на потолок палатки. Ветер пустыни колыхал грубую ткань.

Голова Юлии покоилась на его груди.

– О чем думает римский император?

– О том, что только теперь я понял, как мне тебя не хватало.

– А мне тебя.

Север провел левой рукой по прямым, иссиня-черным волосам жены. Касаться свежевымытых прядей было на редкость приятно.

Юлия улыбнулась:

– А все-таки мы – странная августейшая пара.

– Почему так?

– Мы хотим друг друга. Ссоримся, как молодожены, и миримся в постели. Хотя бы поэтому мы – настоящие любовники.

– Ты права.

Так они и лежали рядом, обнявшись, слушая завывания ветра, который трепал палатку, и не говоря ни слова.

– Хочешь, повторим? У римского императора есть силы повторить? – спросила она шаловливо и в то же время дерзко.

Было видно, что ей тоже очень его не хватало.

– У римского императора есть силы для этого и для многого другого, – гордо ответил он, поворачиваясь к ней.

– Правда? Прове…

Юлия не договорила – мужнины губы прижались к ее рту.

LIII. Тайный дневник Галена

Заметки об окончании expeditio mesopotamica

По-моему, Юлия могла бы на этом остановиться.

Довольствоваться тем, что есть.

Но вышло иначе.

Многие упрекали ее в честолюбии. И наверное, справедливо. Но даже если признать за ней этот недостаток, разве не честолюбие двигало многими великими людьми – Александром, Цезарем, Августом?

Согласен, Юлия была весьма честолюбива. Как и многие вокруг нее. С одним существенным отличием – нет, даже двумя. Во-первых, она была единственной женщиной среди многих мужчин. Во-вторых, она была умнее их всех.

После отвоевания Нисибиса они провели зиму в Лаодикее, городке к югу от Антиохии: Север объявил, что столицей будет именно она, а не ее многолюдная соседка. В Антиохии была ставка Нигера, которого горячо поддерживали многие горожане. Слишком уж горячо. Многие антиохийцы даже вступили в войско Нигера и сражались на его стороне при Иссе. Одолев врага и расправившись с его семейством, Север не удовлетворился громадной суммой денег, которую потребовал от жителей Антиохии: он сделал столицу могущественной восточной провинции обычным округом Лаодикеи, ее южной соперницы, которая также получила ius italicum – все права, которые имелись у италийских городов. Именно поэтому Север, совершивший поход в Месопотамию и Осроену и заканчивавший переустраивать римский Восток, решил отдохнуть там несколько недель.

Юлия же еще раз вмешалась, чтобы гнев ее супруга не обрушился на всю Сирию. Тот – отчасти желая угодить жене, отчасти понимая, что следует карать в назидание, но нельзя делать это до бесконечности, – прислушался к ней и не стал проливать моря крови. Решено было разделить Сирию напополам: на севере – новая провинция Келесирия с новой столицей Лаодикеей вместо Антиохии, впавшей в немилость, на юге – Сирия-Финикия, главным городом которой стал Тир. Унижение – но зато никакого кровопролития. К тому же это помогало предотвратить новые мятежи или, по крайней мере, не дать им разрастись.

Сиятельный Север хотел бы действовать суровее, но не мог. Одареннейший военачальник, он, сам того не сознавая, в государственных делах творил волю Юлии. Но даже если в глубине души он все понимал, супруги желали одного и того же: чтобы им принадлежала безраздельная, неоспоримая власть над всей Римской империей. Севера надо было лишь слегка подтолкнуть к правильным действиям. Именно такой толчок дала Юлия – и Север окончательно и бесповоротно встал на этот путь. Если память не подводит меня, это случилось на пиру в честь начала нового года, после возвращения Нисибиса.

LIV. Новый Цезарь

Лаодикея, Келесирия Январь 196 г.

– У тебя все еще есть враги в Сенате, – заметила Юлия под конец пышного пира, устроенного в императорском дворце для отдыха, что стоял в срединной части Лаодикеи.

– Знаю… Поэтому я и решил переустроить весь этот край, а не вершить кровавую месть. В том числе благодаря твоим советам.

– Да, но ты не спрашивал меня, когда провозгласил себя приемным сыном божественного Марка Аврелия. Думаешь, без этого было не обойтись?

И она взяла своими тонкими пальцами кусок сыра со стола, поставленного возле ее ложа.

Остальные уже ушли. Во время ужина Юлия едва прикасалась к пище, слушая других, участвуя в разговорах, оценивая, взвешивая, наблюдая за легатами мужа, Летом, Алексианом, своей родной сестрой, с которой они воссоединились в Лаодикее после месопотамского похода. Теперь, когда все покинули триклиний, она поняла, что голодна.

– Называясь сыном Марка Аврелия, я упрочиваю свое положение в войске, в Сенате – везде, – без обиняков заявил Север. Он действительно не посоветовался с Юлией, но был уверен, что она не станет возражать. – Я понимаю, что сам назначил себя приемным сыном, что божественный Марк Аврелий не делал этого при жизни. Но, поступая так, я еще больше укрепляю свой авторитет. Заодно я смогу выяснить, осмелится ли кто-нибудь открыто выступить против меня. Если так, я сочту это святотатством.

– Легионы семижды провозглашали тебя императором. Вряд ли найдется много таких, кто возвысит голос против тебя, – сказала она, подыгрывая мужу. Ей хотелось сменить предмет разговора, но надо было дождаться подходящей минуты. – Ты уже распорядился о чеканке монет, которые отражают новую связь между божественным Марком Аврелием и тобой?

– Да, – кивнул император. – Все должны об этом знать. Отсюда до Британии. И конечно,