Читать книгу - "Брат на брата. Окаянный XIII век - Виктор Карпенко"

Петр Ослядюкович, вторые сутки не смыкавший глаз и потому черный и сердитый, обходил защитников стен, подбадривая и поучая. Закончив обход, он с удивлением отметил, что не встретил ни Всеволода, ни Мстислава, ни одного из бояр.

— Кто видел князей? — раздраженно воскликнул он, обращаясь к стоявшим у ворот дружинникам и ополченцам.

— Так все в Успенском соборе. И княгиня Агафья, и князья, и бояр во множестве. Сам зрел, — пояснил один из мужиков. — Поди, за нас, грешных, молятся.

— Нашли время, — недовольно буркнул воевода и торопливо направился в сторону детинца.

Собор встретил его многолюдством, запахом ладана, торжественным светом свечей и дрожащим голосом епископа Митрофана:

— Постригается раб божий Василий и нарекается Виссарионом! Постригается раб божий…

Воевода оторопел: один за другим под простертую длань епископа на коленях подползали бояре. Князья стояли в черные одежды одетые, отрешенно взиравшие на происходящее. Рядом с ними в черном стояли и их жены.

Петр Ослядюкович нерешительно подошел к княжеской семье:

— Как же так, Всеволод Юрьевич? Ворог на пороге…

Князь повернул голову и тихо произнес:

— О душе пришла пора подумать. О душе.

— Батюшка-то, Юрий Всеволодович, в надеже на вас. Город доверил…

— Город он доверил князю, а перед тобой чернец. Уйди, не заимай меня мирскими делами, — сверкнул глазами Всеволод и отвернулся.

Точно побитый, выходил воевода из ворот храма. Такого он не мог предположить даже в мыслях.

«Предательство! В самый трудный час! И кто предал?! Князья, бояре! О Боже, дай мне силы!»

Вновь заревели трубы, извещая о новом приступе, и воевода, еще больше сгорбившись, поспешил к Золотым воротам, где, по его разумению, надо было ожидать главного удара.

Вновь и вновь подступали татары под стены Владимира и всякий раз откатывались, не достигнув победы. Хан Батый все больше мрачнел. Его непобедимые нукеры не могли взять русского города с ходу, а значит, снова многодневная осада и осуждающие взгляды ханов и темников. И тогда хан приказал:

— Город сжечь!

Глиняные сосуды с горючим маслом обрушились на город, огненный дождь падал с неба, а в стены и городские ворота били и били пороки. Одновременно в нескольких местах обрушились стены, и татары ворвались в город. Сдержать эту вползающую многоголовую змею не было никакой возможности, и Петр Ослядюкович, собрав вокруг себя сотни три воинов, отступил к детинцу. Но и там владимирцы продержались недолго. К полудню детинец был захвачен. Владимир пал.

В полдень великий Джихангир вступил в стольный город. По приказу Субудай-багатура на пути движения хана убирали тела павших в сражении воинов, как татар, так и русских. Но их было так много, что эту работу не успели сделать, и ханский конь спотыкался о трупы, чем вызывал недовольство Батыя.

— Злые урусы! Этот народ недостоин служить нам, — косясь на Субудай-багатура, раздраженно бросил хан. — Слишком много воинов я оставляю на пути по этой земле. — И, помолчав, спросил: — Отыскали царя Юрия, как я велел?

— Нет, Великий, — склонил голову Субудай. — По словам пленных, урусский царь ушел на север. Здесь же остались его сыновья и жена.

— Почему же их не привели еще ко мне? — удивленно повел бровью хан.

— Они заперлись в доме, где живут урусские боги, и не желают покориться силе.

— Безумные! — рассмеялся Батый. — Страх лишил их ума! Они думают, что боги защитят их от моих воинов. Раз они так любят своих богов, то пусть и остаются с ними. Сжечь!

Ежели бы хан Батый видел великолепный Успенский собор, то он, пожалуй, пощадил бы это чудо каменного зодчества, но Джихангир направлялся на владимирский торг, куда стаскивали награбленное добро завоеватели, и его приказ был исполнен. Разломав соседние дома и дворы, татары обложили бревнами стены собора и подожгли.

Даже ожесточившиеся в сражениях ханские нукеры, не знавшие жалости и сострадания, заслыша вопли и душераздирающий вой сквозь треск пылающих бревен, в страхе покинули соборную площадь.