Читать книгу - "Записки начальника Разведупра. Июль 1940 года – июнь 1941 года - Филипп Голиков"

Был два часа на завтраке Кой. Заслуживает интереса как пример возможностей и методов подобных людей активно участвовать в большой политике.

Его основные тезисы:

1) я не коммунист и не сторонник коммунизма, я исхожу из собственных патриотических интересов; эти интересы сейчас диктуют сближение с Советским Союзом и необходимость активной ему помощи, это я и делаю;

2) я не давлю на военный департамент и др.: у меня нет таких прав, мое официальное положение невысокое; но я стараюсь заинтересовать военный департамент в деле помощи вам и убедить его в прямой заинтересованности в этом из его же задач; я подталкиваю;

3) моя цель – добиться настоящего сближения между вами и военным департаментом, чтобы не было взаимного недоверия, отчужденности и выжидания, «кто даст первым, а потом уж я»;

Рекомендовал: а) пустить Эйтона на фронт; б) дать сведения об аэродромах на Дальнем Востоке и в Сибири, а также силах Красной армии там же, допустить наблюдателя на Дальний Восток. (Это уже пятый нажим по дальневосточным вопросам. Их жмет!)

Посол виделся с могущественным газетным магнатом Англии, бароном Бивербруком, рассказал о его паясничании по форме и безобразной позиции по существу. Все, чего мы добивались в отношении увязки английских заказов и наших, согласованного распределения английских и американских долей производства для нас, этот «друг» Советского Союза, как он сам себя называет, свел к следующему: «Из английской доли продукции ничего!» «Добивайтесь того, чтобы мы, Англия, получили все и как можно больше, а из этого дадим вам». И тут же отказался закрепить соглашением: «Узнают-де американцы». С этой позицией он едет и в Москву. В правительстве Бивербрук с 40-го года.

Имел разговор по спецвопросам с т. Н.

Вечером опять обсуждались дела о реализации нефтяных заданий Амторга. Получил телеграмму Панфилова с сообщением о прорыве на Умань, напряженной обстановке на юге Украины, о принятых контрмерах, о больших немецких потерях у Киева и отсутствии существенных изменений на других фронтах.

До десяти вечера без обеда работали над телеграммами. К 24 часам прибыли на дачу.

Плохие сообщения с южной Украины.

17.08.[19]41. За весь день не получили ответа от Гопкинса на нашу просьбу о встрече с нами. Наоборот, узнали, что он завтракал с Бивербруком.

18.08.[19]41. Секретарь Гопкинса ничего не сообщил. Подтвердили свое желание видеться с ним (Гопкинсом) отдельно. Бивербрук на предложение посла об обеде в его честь ответил, что все его время на десять суток вперед расписано (!), а на предложение о встрече с моим участием ответил, что имеет в виду встретиться сразу вместе с нами и с Гопкинсом.

Все это с Бивербруком и Гопкинсом не случайно. И многое говорит не об улучшении обстановки, а об ухудшении ее в смысле быстроты получения реальной помощи.

– В Москву послали телеграмму с соображениями и предложениями о вызове посла и меня в Москву на тройственное совещание.

– Репин с группой начал осмотр авиационного завода.

– Плохо на Юге (Николаев, Одесса).

По немецким сообщениям, взяты в плен Понеделин, Кириллов, Музыченко.

На Ленинградском фронте оставили Кингисепп.

Опять совещание у посла с Лукашевым, Сельдяковым, Громыко о взаимоотношениях и о работе Амторга.

Полезное посещение к руководителю ОПМ Кнудсену^[339]. Промышленник, миллионер, реакционер и делец. Добились значительных результатов по станкам (на 5 млн 30 тыс. а[мериканских] д[олларов]). Продвинули вопрос об электропечах, об оборудовании для двух заводов, для толуолового завода и о бронелистах, а также для дальнейшего контакта руководителей Амторга с этим ОПМ.

За истекшую неделю в Англии было две авиационные катастрофы с бомбардировщиками «Б-24», совершающими рейс между США – Англией. При второй погибло 22 чел., в том числе Первис – глава английской закупочной комиссии в США.

Не забыть, что на немецких картах – пограничные полосы с Прибалтийским военным округом; все хорошо выявленные наши укрепления выявлены авиационной съемкой и ни одного – агентурной разведкой.

Весь вечер ушел на телеграфные донесения: 1) о нефти; 2) о станках, бронетанковых плитах и др.; 3) о нашей поездке в Москву.

19.08.[19]41. а) ОУ – с Рейнольдс, Линберг, Виллер, Ной, Кларк, Гувер, Лондон, Кудачи, Кеннеди и др.

б) Кнудсен, Стеттиниус с Ванденберг[ом], руководящий состав ОПМ, сенаторы и конгрессмены южных штатов (Смит, Джордж), Кокс (Водрум) и растущее количество важных индустриально-финансовых лиц.

Жульнические факты дош[ли] до нас:

1) У[эллес] не передавал Р[узвельту] наши заявки до 31.07,

2) г[енерал] Б[е]рнс со своими не сообщил Кнудсену наших требов[аний] насчет элек[тро]печей, крекинговых и толуо[лового] завода,

3) […] не довели наши списки на станки,

4) Феймонвилл и Хазард обманули Амторг, заявив, что правительство в электропечах отказало. […]

20.08.[19]41. Сегодня обрел «счастье» наконец-то улицезреть и познакомиться с «самим» мистером Гопкинсом. Сколько о нем мне говорили до того хорошего! Сколько на него возлагалось надежд! Каким исключительно теплым, дружественным, сердечным и т. п. характеризовался Уманским голос этого человека при вчерашнем его телефонном разговоре с сообщением, что он приедет в посольство 20.08. Как подчеркивалось не раз, насколько болен и измучен этот человек, как ему тяжело достается жизнь, сколько в нем мученичества, подвижничества и прочего.

И вот сегодня он действительно явился и показал всем своим нутром распоясавшегося фарисея, предельно зазнавшегося и зарвавшегося прихвостня большого человека, возомнившего себя не глупее и не меньше своего патрона; решившего, что мы, люди Советского государства, должны перед ним держаться и чувствовать себя просителями: молча, терпеливо ждать и быть довольными крохами с барского стола. Да еще в компании с ним Бивербрук.

Да еще неуместный и недопустимый вопрос Уманского: «Так что же, военной миссии уезжать?» С немедленным и наглым ответом: «Пожалуй, уезжать». Он, видите ли, взбешен тем, что за время его месячного отсутствия в США оказались советские люди, которые не просто ходят, просят и смиренно ждут милости, но проявляют настойчивость, доказывают, добиваются ясности, усиленно напоминают, разоблачают саботажников из числа его подзащитных, контролируют выполнение аппаратом обещаний и решений их президента, торопят и «даже» осмеливаются в глаза выражать неудовлетворенность. Он возмущен, что мы нашли многие другие каналы к властям и президенту.

Гопкинс отклонил наши усилия добиться помощи оружием в августе – октябре, сведя все к дальнейшим планам не ранее весны.

Зазнавшись от полученной информации, он усиленно подчеркивает нашу здесь неосведомленность, односторонность и незнание общих стратегических задач и планов снабжения. Он, видите ли, не терпит слова «настаиваем» (хотя Уманским было это сказано к слову «на ясности») и с ругательствами, вскочив, заявляет, что на этой основе не желает с нами иметь дела и «пусть история запишет, что во время русско-германской войны в США был посол Уманский, который до того сильно настаивал на помощи, что ничего не получил». «Не к тем ходите! Не у тех просите!»