Читать книгу - "Инквизиция. Царство страха - Тоби Грин"

Непопулярность шпионов инквизиции в иберийском обществе ясно демонстрирует то, что только одной Каталонии отмечались сотни нападений на них^[1069]. В 1634 г., в условиях, когда иберийские страны приближались к кризису, король Испании Филипп IV отозвал все указы о привилегиях, ссылаясь на потребности государства^[1070]. Но, как мы знаем из этой главы, зачастую и это не могло помешать шпионам инквизиции поступать так, как они того желали.

Злоупотребления властью чиновниками инквизиции, начиная с самого главного инквизитора и кончая самым бедным тюремщиком, свидетельствуют о мощи этого учреждения в иберийском обществе. Итальянский путешественник Леонардо Донато в 1573 г. говорил: инквизиция «обладала такой потрясающей и чрезвычайной властью, что я не верю, будто в Испании могла быть в действительности еще какая-то более могущественная власть»^[1071].

К началу XVII века от общества требовали того, что не имело никакого отношения к истинной роли инквизиции — например, людей наказывали за экспорт денег из Испании^[1072]. Народ смирился с этим, поскольку имел дело со всесильным для Испании органом. Власть инквизиции была известна людям, они боялись ее.

Вместе с распространением инквизиции, существовавшей боле трех столетий, естественно, развивались и ее структуры. Не следует думать, что этот административный аппарат был всемогущим, а радиус его действия — всеобъемлющим. Как нам известно, в XVII веке в Испании число шпионов даже сократилось. Но у нас не может быть сомнений и в том, что инквизиция затрагивала большую часть аспектов жизни большинства населения в ходе большей части жизни каждого человека. К XVII веку в Португалии начали рассматривать инквизицию в качестве государства в государстве^[1073].

Точность администрации трибуналов в определенные моменты истории оказывалась потрясающей. В конце XVI века в Испании все потомки евреев и мусульман обязаны были зарегистрироваться в инквизиции^[1074].

Такая пунктуальность сохранялась в течение большей части XVIII века. В 1723 г. небольшой провинциальный город Агилар-де-ла-Фронтера около Кордовы предоставил список всех санбенито, висевших в его церквях. Всего их отыскалось 131 штука, включая санбенито двенадцати человек, которые были «освобождены» и 111 человек, находившихся под епитимьей в период с 1594 по 1723 гг.^[1075] Этот список отражает и проникновение инквизиции в провинциальную Испанию, и то, что о ее вездесущности напоминалось людям, поскольку покаянная одежда постоянно висела в церквях.

Что же предполагало присутствие санбенито? Оно означало, что каждое воскресенье, когда прихожане приходили на литургию, им напоминали о реальности ереси, а также о том, что она возможна и среди них. Даже когда поднимали Святые Дары, когда начиналась проповедь и молитвы, в умах верующих существовала угроза нечистоты. Поэтому страх сосуществовал с молитвой даже в самые возвышенные моменты религиозных обрядов.

Практика вывешивания санбенито в церквях вместе с именами людей, находящихся под епитимьей, продолжалась в ходе всего существования инквизиции в Испании. Существуют документы, свидетельствующие о том, что периодически предпринимались меры для реставрации санбенито^[1076], которым к концу истории инквизиции было уже по 300 лет. Только в период с 1788 по 1798 гг. комиссия приступила к изучению происхождения этой традиции и вопроса о том, стоит ли ее продолжать^[1077].

Другим примером бюрократической изощренности инквизиции может служить инвентарный перечень имущества арестованных. Сразу после ареста в дом заключенного приходил нотариус и составлял список имущества. Эти инвентарные перечни оказывались чрезвычайно подробными. Записывался каждый носовой платок, каждая простыня. Так, когда в 1636 г. в Картахене инквизиция арестовала Франсиско Пинеро, в его инвентарный перечень входило следующее:

— один матрас;

— четыре кедровых стула со сломанными сиденьями;

— два носовых платка;

— скатерти из Руана;

— салфетки;

— подушки;

— черная шелковая куртка;

— старый небольшой зонтик (от солнца)^[1078].

Легко представить, что чиновникам не были нужны кедровые стулья со сломанными сиденьями и старый небольшой зонтик. Но нотариусы продолжали тщательно изучать каждый аспект своих расследований. Исследуя содержимое гардероба Пинеро, они понимали: старую потрепанную шляпу и черные носки, которые тоже совсем обветшали, нужно выбросить. Едва ли эти вещи могли значительно пополнить финансы инквизиции.

Такое внимание к мелочам повседневной жизни привело к тому, что архивы инквизиции представляют собой потрясающий источник материала. Но изощренный бюрократический аппарат говорит и о состоянии умов, о котором мы рассказывали в главе 3. В пыточной камере все, что было записано, становилось в определенном смысле легитимным. Сразу после того, как записывалась информация о краже, эта информация приобретала легальный статус. А зарегистрированные сведения могли использовать как во зло, так и ради добра^[1079].

Точность административного аппарата и злоупотребление властью — две стороны одной медали, неограниченной власти инквизиции в иберийском обществе. Только из-за того, что трибуналы держали в своих руках такую беспредельную власть, их служащие часто могли действовать недостойно и продолжать безнаказанно жить. И только из-за того, что трибуналы были столь могущественными, они смогли создать свою дотошную и педантичную бюрократию.

Так мир узнал, что чрезмерная власть и чрезмерное администрирование часто существуют бок о бок. Способность определять на бумаге честность людей и решать, что должно произойти в тех местах, которые писцы никогда не увидят, позволяла административной власти действовать дистанционно. Стоящие у кормила власти могли защититься от последствий своих действий.