Читать книгу - "Срединное море. История Средиземноморья - Джон Джулиус Норвич"

Но Оран, как оказалось, стал его ахиллесовой пятой. Вскоре после прибытия в Испанию Карла I — впоследствии императора Карла V — в сентябре 1517 г. правитель города, маркиз де Комарес, вернулся в Испанию, чтобы принести ему присягу и обсудить общую ситуацию в Северной Африке. К тому времени положение стало отчаянным. С каждым месяцем Барбароссы все более усиливались; угроза в адрес немногочисленных испанских владений, еще остававшихся на побережье, постоянно росла. Несомненно, настал момент, пока не поздно, нанести новый удар, на сей раз, однако, нельзя было недооценить силу и воинское искусство врага, что привело к таким трагическим последствиям в прежних случаях. Молодого короля не пришлось уговаривать — немедленно отдал приказ о подготовке экспедиции в течение будущей зимы. Суда отплыли в начале весны; участники получили приказ изловить Барбароссу и уничтожить.

На этот раз в путь отправилась настоящая армада (она достигла Орана в первые месяцы 1518 г.) и опытная и закаленная в боях армия, которая тут же двинулась на Тлемсен. Не доверявший защитникам города Арудж срочно направил гонца с просьбой прислать дополнительные силы и снаряжение к султану Феса, но тот отвечал уклончиво; тем временем испанская армия приближалась, и нельзя было терять ни минуты. Следовало принести в жертву Тлемсен; у Аруджа не было другого выхода, как отступить в Алжир. Но — возможно, ожидая помощи из Феса (так и не пришедшей), — он покинул город слишком поздно. Комарес узнал о его отъезде и устремился в погоню. Лошади Аруджа были превосходны, но они не могли соперничать с испанскими чистокровными скакунами, и продвигавшиеся ускоренным маршем испанцы неуклонно нагоняли его. Рассказывали, что Арудж разбрасывал позади золото и драгоценные камни, чтобы задержать преследователей, но Комарес запретил своим людям спешиваться и наконец нагнал его, когда он и его армия переправлялись вброд через горную реку. Арудж и его авангард уже ее пересекли, но пират повернул обратно, чтобы присоединиться к оставшимся, кто еще не успел сделать это, — войско Аруджа оборотилось единым фронтом к испанским силам. На этом речном берегу он выдержал свою последнюю схватку, и там, по-прежнему нанося удары направо и налево своей единственной рукой, был убит на сорок четвертом году жизни.

После всего совершенного он заслужил такой конец. Арудж не ведал страха, порой проявлял безрассудство и был, по-видимому, самым первым из тех головорезов-корсаров, которые оставили след в истории последующих столетий. Из современников по храбрости, как говорили, ему был равен один лишь Эрнан Кортес. Нужно добавить, что своими изумляющими достижениями — он начал, будучи иностранцем с дурной репутацией, не имея союзников, и в крайне тяжелых условиях враждебности со стороны местных жителей и всего, что устраивали против него испанцы, создал за счет одной лишь силы характера за немногие годы сильное и жизнеспособное государство в Северной Африке, — только он сравнялся с величайшими из конкистадоров.

Смерть старшего Барбароссы и гибель его армии открывала маркизу де Комаресу дорогу на Алжир. Если бы он двинулся на город, тот, несомненно, пал бы, а если бы Алжир оказался в руках испанцев, они бы вскоре захватили и оставшуюся часть Северной Африки. Однако он не сделал ничего подобного. Вместо этого он сразу же вернулся в Оран — и возможность овладеть Северной Африкой оказалась упущена Испанией на три столетия. Тем временем Хизр — или, как мы теперь должны называть его, Хайраддин — Барбаросса принял, если можно так выразиться, мантию своего брата.

Мало кто мог бы решиться на такое, но Хайраддин никогда не страдал отсутствием уверенности в себе. Возможно, он не обладал тем стилем, каким отличался Арудж, но честолюбия и храбрости у него было не меньше, чем у брата, а способностями к государственным делам и политической мудростью он, вероятно, значительно превосходил его. К примеру, маловероятно, чтобы Арудж когда бы то ни было думал о том, чтобы отправить послов в Константинополь, дабы официально представить султану новую провинцию Алжир. С точки зрения Селима I, завоевавшего Египет всего год назад, это было бесценное приобретение, за счет которого его империя расширялась на запад. Он тут же сделал Хайраддина своим бейлербеем (или генерал-губернатором) и назначил ему почетную стражу в 2000 янычар. С их помощью тот возвратил себе все, что было завоевано испанцами (за исключением Орана и почти неприступного Пеньона, находившегося вне алжирской гавани).

Затем Хайраддин заключил союз со всеми крупными арабскими и берберскими племенами внутренних территорий. В примечательно короткое время второй Барбаросса, достигший значительно большего могущества, нежели то, которым когда-либо обладал его брат, добился господства над Центральным и Западным Средиземноморьем. Он собрал вокруг себя блистательное общество пиратских капитанов. В их число входил Драгут, также бывший христианин, принявший мусульманство и прославившийся под именем «Обнаженный меч ислама»; Синан, «иудей из Смирны», которого подозревали в пристрастии к черной магии, потому что он мог определить магнитное склонение с помощью арбалета; грозный Аюдин-рейс, которого испанцы называли Качадьябло^[214], и примерно с полдюжины других (причем все они были превосходными моряками). С мая по октябрь ни одно иностранное судно не было защищено от их нападения; они также не задумываясь миновали проливы и выходили в Атлантику, в открытый океан, где, дрейфуя, ожидали испанские галеоны, возвращавшиеся из Карибского моря в Кадис. Однако их интересовали не только сокровища; столь же прибыльным во всех отношениях был захват пленников-христиан, которых можно было обратить в рабство и послать работать на галеры или (иногда) получить за них выкуп золотом.

Один случай особенно хорошо иллюстрирует действия берберийских пиратов в Средиземном море. В 1529 г. Аюдин-рейс отправился с четырнадцатью небольшими галиотами в рейд на Майорку, где узнал о том, что большая группа морисков — «обращенных» мусульман — желала бежать от своих господ испанцев и готова заплатить хорошие деньги, если им обеспечат переезд в Северную Африку. Ночью он втайне пристал к берегу, взял на борт 200 семей и, захватив с собой немало сокровищ, отплыл домой. Случилось так, что как раз в этот момент прибыл флот из восьми больших испанских галеонов под командованием некоего генерала Портундо. Он возвращался из Генуи, куда Портундо сопровождал Карла V в Болонью на церемонию коронации с участием папы римского; на судах находилось много грандов, присутствовавших при этом событии. Аюдин быстро высадил своих пассажиров, а затем повернул в море, атаковал флагманский корабль и взял его на абордаж. В последовавшей рукопашной схватке Портундо погиб. К этому времени битва закончилась. Одному из галеонов удалось уйти и достичь острова Ибица; остальные семь были захвачены. Галерных рабов-мусульман освободили от цепей, и вместо них за весла взялись их прежние хозяева; поврежденные корабли починили; мориски вновь взошли на борт, и семь блестящих трофеев — с выдающимися их пассажирами, за которых, как ожидалось, можно будет получить хороший выкуп, — с триумфом отвели назад на буксире.

Наконец Барбаросса решил, что готов к штурму Пеньона. Расположенный у самого входа в алжирскую гавань, он долгое время представлял собой угрозу для его кораблей, но лишь сейчас у него появилась тяжелая артиллерия, чтобы нанести удар. 6 мая 1530 г.^[215] атака началась. Обстрел крепости велся день и ночь в течение пятнадцати суток, прежде чем он отдал приказ начать общий штурм. К этому времени солдаты испанского гарнизона совершенно пали духом. Крепость затем демонтировали, и в течение двух лет христианские рабы трудились над строительством огромного мола, на который пошли камни от разрушенных построек, соединившего остров с континентом. Он до сих пор защищает гавань с западной стороны.