Читать книгу - "Тэмуджин. Книга 2 - Алексей Гатапов"

Хи хлестнул два раза своего жеребца, убыстряя его, и стал забирать влево, стремясь обойти Джэлмэ, но тот побежал наперерез и длинным прыжком достал его коня под уздцы, схватился обеими руками и повис на поводьях. Жеребец пригнул голову под его тяжестью, с десяток шагов проволок по земле и остановился прямо перед очагом. Тэмуджин видел, как хамниганы с поклонами свели Хи с коня и проводили его в юрту. Джэлмэ вел норовистого, возбужденно переплясывавшего жеребца к коновязи.

– У жениха нукеры хорошие, – разводили руками гости. – Мы проверили…

– Значит, и нашу Бортэ защитят, если что…

Свадебный поезд постоял на месте, угощаясь вином и мясом и, выждав приличное время, двинулся к стойбищу. Навстречу им выходили матери Оэлун и Сочигэл в богатых убранствах, увешанные коралловыми бусами и серебряными подвесками, кланялись гостям.

Мать Оэлун ссаживала с седла грузную Цотан, за приветливой улыбкой испытующе всматриваясь в ее глаза, расспрашивала:

– Как вы доехали? Не слишком ли трудна была дорога?

– С помощью небожителей, – та просто и по-доброму улыбнулась в ответ. – За таким женихом мы и не такую дорогу одолели бы.

– Ну, проходите к нашему огню, – скрывая облегченный вздох и тая бесконечную радость в глазах, она степенно провожала сватью внутрь стойбища.

Хасар принимал поводья у Алчи, Мэнлиг за руку, как свата вел его к внешнему очагу. Тот, важно оглядываясь по сторонам, шел за ним.

У внешнего очага долго брызгали богам и благодарили их за удачный путь. Со стороны жениха брызгал Кокэчу, со стороны невесты нашелся парень, знающий шаманские призывания. Они по очереди обращались ко многим богам, защищающим от невзгод и опасностей; гости и хозяева стояли вокруг, держали в руках мясо и чаши с вином.

– Сэг!

– Сэг! – наконец закончили они молитву.

Все побрызгали из своих чаш и выпили.

Стали заводить гостей в юрту. Для невесты и ее сестер на женской половине был занавешан полог. Оэлун проводила их туда, усадила за накрытым столиком.

Мэнлиг и Алчи вместо отцов жениха и невесты сели на хойморе. Мать невесты Цотан села рядом с сыном. Тэмуджин сидел по левую руку Мэнлига, ниже села мать Оэлун.

Когда гости расселись, первым встал со своего места и начал говорить Мэнлиг. Скромный в курене хонгиратов, помалкивавший за спиной Хара Хадана, теперь он взял верховенство и держался как главный на свадьбе.

– Большое дело мы сейчас свершаем, – подвыпив и воодушевившись, он многозначительно смотрел на сватов. – Дальние рода сближаем, разных людей объединяем, и это нашим потомкам будет на пользу… они будут помогать друг другу и лишний раз не поднимут оружие на своих… Новый айл создаем, новому потомству дорогу открываем… кто, если не мы, все это делал бы?.. Одно дерево леса не составит, один волк без стаи пропадет, потому мы и помогаем друг другу… Мы и дальше будем помогать Тэмуджину, и семью его не бросим… мы поставим его на ноги…

Он долго говорил о том, какое благо сейчас совершается и чем хорошим оно в будущем обернется. Тэмуджин вслушивался в его слова и впервые заметил, что Мэнлиг не умеет говорить речи перед народом: говорил он бессвязно и часто повторялся. «Но мысль одну держит крепко, – подумал он, – старается перед сватами показать свое значение, будто его стараниями все это делается…»

– У Тэмуджина сейчас не лучшие времена, – сурово глядя вокруг, качал тот головой. – Но он еще поднимет отцовское знамя и соберет свой улус! Мы, люди рода хонхотан, поможем ему в этом и многих других приведем под его знамя… Войско Есугея-нойона мы сохранили, не дали тайчиутам его растащить, хотя Таргудай-нойон с самого начала пытался это сделать… Мы знаем, что и дальше он будет стараться нам помешать… Он все сделает для того, чтобы помешать нашему Тэмуджину взять свой улус… Но мы ему не дадим!.. Мы соберем улус Есугея-нойона, поднимем его знамя и посадим на войлок его сына. Люди думают, что он молод и одинок… Да, он молод, многого не знает, но рядом всегда будем стоять мы, люди рода хонхотан, а вы все знаете, что мы люди не простые, многое, что не во власти других, доступно нам, людям рода хонхотан…

«Не лишнее ли он говорит?» – беспокойно подумал Тэмуджин и взглянул на сидевшего ниже Кокэчу.

Тот твердо посмотрел на него и утвердительно качнул головой, словно хотел сказать: «Да, он говорит правильно».

«А зачем все это? – Тэмуджина неприятно задело то, что перед сватами его открыто показывали слабым и неспособным, объявляли, что рядом с ним всегда должны стоять какие-то могучие хонхотаны и помогать ему, как будто без них он не управится со своим улусом. Потупившись, он оскорбленно перебирал в себе мысли: – Однако, они слишком много о себе возомнили… И Кокэчу туда же… Сговорились они, что ли, нарочно перед людьми все это показывают?.. Ну, я еще поговорю с ними…»

Ответное слово говорил Алчи. Он много хвалил Тэмуджина, рассказывал о том, как два года назад он показал себя перед их родом, выбив своими стрелами больше всех мишеней, говорил, что хонгираты желают, чтобы он поскорее вернул отцовский улус и поднял свое знамя.

– Мы, хонгираты, при нужде поможем своими силами, – закончил он, твердо посмотрев на Тэмуджина. – И на будущее надеемся всегда помогать друг другу».

«Наверно, отец научил, – думал Тэмуджин, рассеянно слушая его. – А если от себя говорит, то необдуманно: неизвестно еще, как Дэй Сэсэн поступит…»

Гулянье шло до позднего вечера; хозяева насыщали сватов. Те пели хозяевам приветственные песни, в ответ пели хозяева.

Тэмуджин снова затосковал по невесте, часто и подолгу он останавливал свой взгляд на пологе, за которым сидела его Бортэ, куда то и дело заходила раскрасневшаяся Сочигэл и меняла им блюда.

Расходились в темноте, под звездами; опьяневшие – и сваты и хозяева – старались держаться друг перед другом прилично, по-трезвому. Вежливо раскланивались и желали хороших снов. Невеста ушла со своими ночевать в гостевую юрту. На южной стороне за стойбищем молодые разжигали огонь.

Тэмуджин отозвал в сторону Кокэчу.

«Надо поговорить обо всем сейчас же, – решил он. – А то опять ускользнет, как налим в камнях, и снова его месяцами не увидишь».

Они стояли на западной стороне. На опушке, раскачиваясь, шумели под вечерним ветерком верхушки сосен. Тэмуджин под далеким светом костра смотрел на лицо своего друга, и вдруг ему показалось, что перед ним стоит совсем другой человек – лицо его неузнаваемо изменилось. Он тряхнул головой, отгоняя наваждение и всмотрелся, узнавая шамана, но все-таки это было другое лицо – чуждое, неприветливое. Почти ничего не осталось в нем от старого, дружеского, теперь непроницаемо и холодно смотрело оно мимо него, куда-то во тьму.

«Угадал, о чем будет разговор, потому и сделал такой неприступный вид», – подумал Тэмуджин и остро почувствовал в себе нежелание начинать с ним разговор – не хотелось снова просить и унижаться. Ему вдруг нестерпимо захотелось идти спать, забыться от всего: от дорожной усталости и напряжения последних дней.