Читать книгу - "Салтыков - Сергей Мосияш"

Какой-то кошмар, разберитесь, пожалуйста. Если все это действительно соответствует истине, назначьте следствие, судите эту зверицу.

— Разберусь, ваше величество.

— Я без губернаторов просто утону в жалобах, а у меня и без того дел невпроворот.

— Я уж чаял, не буду востребован, — признался Салтыков.

— Что вы, Петр Семенович, вы востребованы не только мною, но и временем. Видите, сколь дел в державе, как же без вас?

Государыня и не предполагала, что в самую точку попала, вспомнив о времени, востребовавшем нужных людей.

Увы, в этот год оно «востребовало» и того, о ком не любили вспоминать три последних монарха — Елизавета, Петр III и наконец Екатерина II. Не любили и побаивались. А именно Ивана Антоновича, по закону и традициям имевшего большие права на российский престол, чем все те трое, вместе взятые.

Сразу после переворота и смерти Петра в ближайшем окружении Екатерины родилась идея: а что, если вступить ей в брак с Иваном Антоновичем? Она вдовая, он холост. Станут мужем и женой, и уж никто не упрекнет ее в незаконном захвате власти и престола. Правда, говорят, он немного того… Ну и что? Его прадед, царь Иван Алексеевич, тоже был дураком, тоже сидел на престоле вместе с братом Петром. И нисколько не мешал последнему править державой: «Делай, как знаешь, Петя».

И Петя эвон каких дел наворочал, к концу жизни в Великие произведен был.

— Ладно, — согласилась Екатерина Алексеевна. — Дайте только хоть посмотреть на него.

Дабы сохранить в тайне эти «смотрины», велено было «известного узника» из Шлиссельбурга перевезти в Кексгольм.

Сопровождал его генерал-майор Силин. В пути по Ладожскому озеру началась буря, судно, на котором они плыли, было разбито, и они, едва уцелев, высадись у деревни Мордя, отплыв от Шлиссельбурга всего тридцать верст.

В отличие от Петра III, Екатерина не стала разговаривать с узником, лишь, внимательно рассмотрев его, заметить изволила:

— Нетушки, намучилась с одним, мне и довольно.

И хотя эти встречи Петра и Екатерины с «Иванушкой» проходили тайно, все равно в народ просочились слухи, что настоящий-то законный император жив и спрятан в Шлиссельбурге. А эти — Петр и Екатерина — даже не русские, немцы какие-то.

После свидания с Екатериной арестанта препроводили назад в Шлиссельбург, и к Панину Никите Ивановичу были вызваны два офицера — Власьев и Чекин.

— Мне сказали, что вы надежные ребята, — заговорил граф. — Поручается вам для охраны знатный арестант, которого содержать вы должны во всякой строгости, никого к нему не допускать, даже и самого коменданта, никто чтоб с ним разговоры не имел.

— А нам можно говорить с ним? — спросил Власьев.

— Можно, но… — Панин несколько замешкался. — Но лишь о пострижении его в монахи и замене имени, скажем, на Геврасия. И сами никому о том арестанте не разглашайте. Никому его не отдавайте, разве что по именному указу ее величества или по моему письменному приказу. Если вздумают отбить силой и устоять не сможете, живым его не отдавайте.

— Значит, убить? — спросил Чекин.

— Умница. Догадался-таки, — усмехнулся граф.

Коменданту Шлиссельбурга майору Бередникову было указано в дела офицеров Власьева и Чекина не вмешиваться и ни на какие посторонние труды их не употреблять.

Бередников знал, кто есть этот узник, но вслух даже дома не произносил его настоящего имени, не то что по службе: «Знатная особа». И все.

Но нашлись смельчаки, вслух начавшие говорить об Иване Антоновиче как о законном наследнике престола. Чересчур разговорчивые были взяты под караул и, обвиненные «в оскорблении ее величества и умысле ко всеобщему возмущению», осуждены самим Сенатом.

Петр Хрущев и Семен Гурьев к отсечению головы, а Иван и Петр Гурьевы в каторжные работы.

Однако императрица, объявив, что не жаждет крови у престола, заменила казнь на вечную ссылку на Камчатку, а каторжные работы на ссылку в Якутск, молвив при этом:

— Пусть там с медведями заговоры строят.

Но если меж этими преступниками шли только разговоры об Иване Антоновиче, то в 1764 году в самом Петербурге возник заговор с целью освобождения его и возведения на престол.

Вдохновителем заговора стал подпоручик Смоленского пехотного полка Василий Мирович[79], тяготившийся своим маленьким чином и считавший себя человеком знатного происхождения.

Еще бы, он был внуком переяславского полковника. Но знатностью этой гордиться не смел, поскольку дед его Федор Мирович когда-то вместе с Мазепой передался Карлу XII. Такую «знатность», наоборот, скрывать приходилось, что было нестерпимо для самолюбия Мировича.

На его глазах свершился переворот 1762 года и взлет карьеры братьев Орловых.

«Чем я хуже их? — травил себя этой мыслью Мирович. — Им так просто тогда удалось. Отчего ж мне не попробовать? И тогда и слава, и честь, и богатство. И сестрам помогу».

Свой план Мирович изложил другу своему, поручику Великолукского полка Аполлону Ушакову:

— Все, брат, просто. Я несу в Шлиссельбурге караул, ты приплываешь на лодке под видом курьера и вручаешь мне манифест от имени императора Ивана Антоновича. Я читаю манифест солдатам, и мы, взяв из тюрьмы Ивана, плывем в артиллерийский лагерь, что на Выборгской стороне. И артиллеристы делают то, что сделали в шестьдесят втором году измайловцы, провозглашают Ивана императором. Он-то русский, а она? Немка чистых кровей. Усек?

— Но гвардейцы любят ее и могут оказать сопротивление.

— А мы это сделаем в ее отсутствие. Она собирается отъехать в Ригу, наверняка и многих захватит для охраны. А как откроется, что настоящий-то император Иван… еге-ге, что начнется.

— Но об этом, Вася, пока никто не должен знать. Дело рисковое.

— Это само собой, — согласился Мирович.

Они понимали, на что идут, и даже предусмотрели для себя худший вариант — провал. И 13 мая в Казанском соборе отслужили по себе панихиду, а в ближайшем кабаке и помянули чаркой самих себя.

И напророчили. Через две недели Ушаков утонул в реке при исполнении задания Военной коллегии.

Но, потеряв своего единственного сообщника, Мирович и не думал отступать: «Справлюсь и один, манифест будет у меня за пазухой».

Он сам изготовил манифест, в котором от имени Ивана. Антоновича сообщалось о восшествии на престол законного наследника, и подпись заделал соответствующую: «Милостью Божьей Иван VI император Великая, Белая и Малая Руси самодержец».

В начале июля от Смоленского полка был выделен для Шлиссельбурга недельный караул, начальником которого назначили подпоручика Василия Мировича.