Читать книгу - "На златом престоле - Олег Яковлев"

Изяслав бросал угрюмые взгляды то на сына Мстислава, то на Святополка, то на короля Гезу. Кряжистый коренастый Мстислав, совсем ещё юноша с короткой тёмной бородкой, черноволосый, большеглазый, с сильными руками, вдоволь ел и пил, охотно, в отличие от отца, вступал в беседу с угорскими баронами, любезно улыбался, но во всём знал меру.

«Державный муж растёт», — думал о нём довольный Изяслав. Если он чему и рад был сейчас, так это сыну, его немного резким порывистым словам о том, что Владимирко достоин самой суровой кары и что его следует примерно наказать за преступные удары исподтишка и изощрённое коварство.

Король Геза в ответ расплывался в улыбке и убеждал Изяслава и его сына в своей дружбе и решимости покончить с «галицким смутьяном».

Слова короля шумно поддержали угорские бароны и киевские бояре. Снова заискрилось в чарах и ендовах золотистое вино. Зазвенели бубны, перед столами закружились в пляске скоморохи. Появились жёнки в красочных нарядах, одна из них беззастенчиво села на колени к Мстиславу, другая удобно поместилась между двумя баронами, третья, самая яркая и красивая, ударяя в бубен, понеслась в безудержном танце, запрокинув назад роскошные волосы цвета вороного крыла.

Изяслав, обернувшись, кликнул стольника.

— Вечером приведёшь ко мне... енту, — качнул он головой в сторону танцовщицы.

— Содеем, княже, — подобострастно кланяясь, пробормотал стольник.

Расталкивая скоморохов, к князю протиснулся молодой боярин в обшитом узорочьем кафтане с высоким стоячим воротом. На боку у него в сафьяновых ножнах висела сабля с дорогой рукоятью.

— Что тебе, Пётр? — нахмурился Изяслав.

— Княже! Владимирко на том берегу... Силы совокупляет. Болгары, сербы к нему пришли. Рать великая! — взволнованно выпалил боярин. Холёные долгие персты его нервно подрагивали.

Изяслав как-то сразу оживился, подобрался, на устах его заиграла улыбка. Он залпом осушил огромную чару, кряхтя, вытер колючие усы, поднялся с раскладного стульца, заключил торжественно:

— Час сечи настаёт, други и соузники! Наказуем же вора и отметчика^[91]! Станем супротив их на сем бреге!

И сразу оборвалась музыка, исчезли скоморохи, попрятались куда-то гулевые жёнки. Пир сменился совещанием в королевском шатре.

Сидели по-степному, на кошмах, скрестив под собой ноги, говорили кто по-русски, кто по-угорски. Толмач, хромой убогий монашек, бойко переводил сказанное. Боярин Пётр, скрипя пером, записывал по княжому повеленью речи короля, князей и вельмож. На харатье^[92] выводились строгим полууставом буквы славянской кириллицы.

— Стрельцам надобно поутру занять холмы над Саном. А комонным^[93] переходить по бродам на ту сторону. Коли станет Володимирко мешать переправе — стрелами его попотчевать, — говорил Изяслав. — Мы станем у излуки, а ты, брат, — обратился он к Гезе, — иди выше вдоль реки. Тамо такожде брод есть.

Геза молчал, раздумывал, переглядывался с советниками.

— Сколько у нас всего силы ратной? — спросил молодой Мстислав.

— У меня семьдесят три полка, — отмолвил ему король.

— И у нас тыщ тридцать дружины и пешцев, — обронил Волынский воевода Дорогил, воспитатель-вуй^[94] Мстислава, долгобородый муж, худой и костистый.

— Да, силы немалые. Владимирке столько не собрать, — задумчиво заключил Изяслав. — Даже со всеми еговыми болгарами да сербами. А потому жду от него очередного лукавства. Тут главное, брат, не верить ему, не поддаваться словесам его сладким.

Геза опять промолчал. Накануне подступил к нему епископ Кукниш, говорил, что неплохо бы поладить с галицким князем миром. Король с негодованием отверг это предложение, смерив епископа презрительным взглядом, но ночью примчал в его стан скорый гонец из одной из крепостей на южной границе.

Ромейский базилевс Мануил Комнин подтянул к берегам Савы свою армию, его боевые корабли бороздят воды Дуная. В Сербии и Боснии назревает ратная гроза. Было о чём задуматься, от чего закручиниться королю угров. Война с двумя противниками сразу в намерения Гезы не входила. Получалось, что этот трус Кукниш был не так уж и неправ. Но обещания и союзный долг заставляли Гезу продолжать поход. Надеялся он сейчас на то, что с Владимирком удастся быстро управиться.

Эту мысль он высказал вслух.

— Галицкого князя следует как можно скорее привести к покорности. Ибо у тебя возможна новая рать с Юрием, а мне угрожают греки.

— Владимирку надо уничтожить! — горячо воскликнул Мстислав.

По лицам большинства угорских баронов пробежали усмешки. Молодой князь весь сгорал от нетерпения, охваченный боевым пылом. Спору нет, храбрость и решительность — добрые свойства, но время ли теперь яростно махать мечом и очертя голову бросаться в сечу. Многие угры сомневались, верно ли поступили они, столь глубоко ввязавшись в русские распри. Впрочем, оказались среди них и такие, которые были согласны с Мстиславом.

— Наши сабли остры, наши кони быстры! — заявил молодой барон Фаркаш, вскакивая с кошм.

— Это всё так, но Владимирко — опасный враг, — заметил опытный воевода Або. — В таком деле, как наше, кроме отваги, нужна осторожность.

Другие бароны согласно закивали головами.

Изяслав нахмурил чело и вопросительно уставился на короля. Геза постарался тотчас рассеять его сомнения.

— Мы выступим завтра утром, как ты и советуешь. Возьмём галицкого князя в клещи, попытаемся овладеть Перемышлем. Надеюсь, ты не сомневаешься в нашей искренности и преданности.

На том и порешили. Совет был окончен. Изяслав и его спутники не мешкая покинули угорский лагерь. Геза во главе пышной свиты, разряжённой в ромейский аксамит^[95] и парчу, в кафтаны из драгоценных лунских^[96] и ипрских^[97] сукон, на конях с дорогой обрудью^[98], проводил его до подножия холма. Обратно он возвращался мрачный и озабоченный. Сидя на вороном аргамаке^[99], в обитом серебром седле с высокой лукой, он недобро взирал за реку. Там в туманной дымке видны были дубовые крепостные стены Перемышля. Угрия ввязывалась в дело, не сулящее особых выгод. Но отступать, рушить данные клятвы король не хотел.