Читать книгу - "Кочевые народы степей и Киевская Русь - Петр Толочко"

Этимологические разыскания названия «Киев» привели О. Прицака к утверждению, что оно происходит от собственного имени «Куя», которое носил «министр вооруженных» сил Хазарии хорезмиец Куя. Он же построил крепость в районе села Берестово и разместил там оногурский гарнизон, якобы нанятый хазарами для охраны своих западных границ. От старой формы названия «огрин» («оногур») О. Прицак вывел и название урочища «Угорское»^[53].

Таким образом, согласно О. Прицаку, название «Киев», само по себе в своей древнейшей форме хорезмийского (восточно-иранского) происхождения, ню политически и культурно должно быть признано хазарским.

В качестве еще одного аргумента исследователь приводит название Копыревогоо конца Киева, которое якобы происходило от имени народа кабар. В славянской транскрипции оно могло звучать как «копир». Эта этимология, по мнению О. Прицака, подтверждает, что киевский внутренний город был первоначально заселен хазарскими кабирами (копирами).

В этих построениях исследователя практически все зиждется на искусственных посылках, начиная от конструирования лингвистических структур и кончая собственно исторической топографией Киева. Никаких следов крепости IX в. в районе урочища Угорского археологически не выявлено. Что касается Копыревого конца, то это не только не внутренний город, но даже и не окольный. Еще более существенным аргументом против версии хазарского Киева является археологический материал. В массе своей он типично славяно-русский. Вещи хазарского круга (салтово-маяцкие) в Киеве встречаются в единичных экземплярах. Не выдерживает испытания археологией и утверждение о постройке Киева хазарами не ранее первой половины IX в. Широкие исследования, осуществленные в историческом ядре города, убедительно свидетельствуют, что Киев изначально формировался как восточнославянский поселенческий центр.

Жертвой этимологических построений О. Прицака оказались и поляне, превратившиеся из летописного восточнославянского племени в хазарское. Связав название полян с апеллятивом «поле» и предположив, что в районе Киева на полей не было, только леса, О. Прицак пришел к выводу, что до прихода берега Днепра поляне обитали в степях на восток от него.

Других письменных источников в решении вопроса о том, кто такие поляне и откуда они пришли, кроме «Повести посменных лет», нет. И не случайно именно ее сведения привлечены О. Прицаком для обоснования тезиса о хазарстве полян. Обнаружив, что летописец в двух случаях упомянул полян в одной группе с северянами и вятичами, он сделал вывод, что они были левобережными южными соседями северян и вятичей, следовательно, хазарами. Делать такой ответственный исторический вывод на основании столь сомнительного наблюдения по меньшей мере несерьезно. К тому же поляне значительно чаще выступают соседями древлян и северян, нежели вятичей. Летописец в ряде мест совершенно определенно объединяет полян и древлян в одну группу, противопоставляя ее другой, которую составляли радимичи и вятичи. «Полянамъ же живущим особѣ, яко же рекохомъ, сущимъ от рода словѣньска, и нарекошася поляне, а древляне от словѣнъ же, и нарекошася древляне; радимичи и вятичи от ляховъ»^[54].

О. Прицак, исходя из убеждения, что поляне являлись хазарским народом, поставил под сомнение и сообщение летописи о том, что они были данниками хазар. Согласно историку, это более поздний вымысел редактора «Повести временных лет».

О хазарской дани полян в летописи сообщается трижды: в недатированной части «Повести временных лет» и в статьях 859 и 862 гг. Непредвзятый анализ этих сообщений не дает оснований для обвинения летописца в вымысле.

Вот текст из недатированной части: «По сихъ же лѣтѣхъ по смерти братѣѣ сея (Кия, Щека и Хорива. — П. Т.)быша обидимы древлями и инѣми околными. И наидеша я хазарѣ, сѣдящая на горах сихъ в лѣсѣхъ, и рѣша хазари: „Платите намъ дань“. Обдумавше же поляне и вдаша от дыма мечь, и несоша хазари ко князю своему и къ старѣйшинымъ своимъ»^[55].

Старейшины увидели в этой дани недоброе знамение, которое указывало на то, что со временем не поляне хазарам, а хазары полянам будут платить дань. Так оно и произошло, подытожил статью летописец: «Володѣють бо казары руськие князи и до днешнего дня»^[56].

В статье 858 г. сообщается, что «хазары имаху на полянѣх и на сѣверѣх, и на вятичѣхъ, и маху по бѣлѣ и вѣверицѣ от дыма»^[57]. Здесь О. Прицаку показалось подозрительным упоминание в качестве дани беличьих шкурок — белки, дескать, не водились в этой части Европы. Это элементарное недоразумение. Говоря словами летописца, можно сказать, что они водятся здесь и до внешнего дня.

Для доказательства тождества хазар и полян О. Прицаку пришлось по-новому прочесть и статью 862 г., в которой говорится, что жители Киева 60-х годов IX ст. пребывали в даннической зависимости от хазар. «И мы сѣдимъ родъ ихь (Кия, Щека и Хорива. — П. Т.), платяче дань хозарамъ»^[58]. Этому сообщению «Повести временных лет», которое затем вошло и в Ипатьевский летописный свод, О. Прицак противопоставил статью 862 г. Лаврентьевской летописи. В ней говорится: «И мы сѣдимъ, платяче дань родомъ их, козарамъ»^[59]. Данная редакция действительно не совсем четкая, но ведь исследователи летописей уже давно пришли к выводу, что правильное прочтение статьи 862 г. содержится в Ипатьевской летописи. А. А. Шахматов предложил уточненную ее редакцию: «А мы сидим, род их, и платим дань хазарам».

Подводя итог сюжету о ранних хазаро-славянских контактах, следует отметить, что, несмотря на попытки поставить сведения «Повести временных лет» под сомнение, они верно отражают исторические реалии. Ни к полянам, ни к Киеву хазары не имели другого отношения, кроме того, что на определенном этапе истории, вероятно во второй половине VIII в., они распространили на них данническую зависимость.

Арабские авторы сообщают, что Русь и славяне в период хазарского господства составляли не только значительную часть войска, но также и прислугу хазарских царей.

В литературе нередко можно встретить утверждение, что Хазарский каганат оказал исключительно благотворное влияния на культурное и государственно-политическое развитие восточных славян.

Что касается культурного влияния, то оно не было сколько-нибудь значительным. Раскопки Киева и других Полянских центров показывают, что в их слоях содержатся лишь отдельные вещи хазарского происхождения, которые не оказали заметного влияния на развитие местной материальной культуры. Более заметно хазарское присутствие в северянской среде. Обнаруживаемые здесь памятники волынцевской культуры VII–VIII вв., особенно городища, отличаются сравнительно большим количеством находок салтовского облика. Это гончарная керамика: горшки темно-коричневого цвета, лощеные волнистыми и горизонтальными полосами, серолощеные кувшины, красноглиняные амфоры с зональным мелким рифлением. Соотношение ее с местной лепной керамикой выражается цифрами 1 к 10–15. На волынцевских памятниках обнаруживаются стеклянные бусины с впаянными в них бронзовыми колечками, антропоморфные бляшки поясных наборов, зеркала, которые имеют аналогии в раннесалтовских древностях.