Читать книгу - "Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев - Джереми Дронфилд"

Мура спросила, в чем дело, и он устремил на нее суровый взгляд. В городе беспорядки, сказал он ей, и забастовки.

«Пффф, здесь всегда беспорядки, – сказала Мура, – и каждый день забастовки».

«Действительно, мадам, но последние – более серьезные. Транспортным средствам запрещено ездить без пропусков».

Щеки Муры немного побледнели, но она все еще не убедилась в том, что столь мрачный настрой оправдан. Пока Уильям угрюмо пристраивал груду багажа на ручную тележку, дамы последовали за генералом через гулкие залы огромного вокзала. Посольский автомобиль ждал их. Женщины посмотрели на машину, на детей и друг на друга. Как они все в ней поместятся? Мериэл предложила взять для слуг и багажа наемный экипаж. Длинное лицо генерала Нокса вытянулось еще больше, и он покачал головой. Наемных экипажей нет: извозчики бастуют.

«А не поехать ли слугам на трамвае? – предложила Мура. – Тогда багаж мы можем взять с собой».

Генерал Нокс подавил нетерпеливый вздох. Он был на ногах с шести утра, и ему предстояло еще множество дел в тот день; сотрудники военного атташата британского посольства были в состоянии готовности^[41]. «Трамваев нет», – сказал он. Нокс старательно избегал говорить им всю правду о том, что произошло в городе за последние два дня. Последнее, что ему было нужно сейчас, – это оказаться с бьющимися в истерике женщинами на руках. «Они бастуют, – повторил он. – Все бастуют. Нам придется каким-то образом все поместить в автомобиль»^[42].

К этому моменту на снегу у здания вокзала стали скапливаться другие пассажиры, сошедшие с поезда. Они становились все более беспокойными и раздраженными, не понимая, каким образом доберутся до дому. Одному мужчине удалось найти небольшие санки; он погрузил на них свой багаж и пошел по улице, а оставшаяся толпа принялась спорить с беспомощными вокзальными носильщиками.

Мура, ее друзья, трое малолетних детей, генерал Нокс, Мики, горничная Муры вместе со всем багажом втиснулись в машину, которая тронулась, сопровождаемая множеством завистливых глаз. По указанию генерала Уильям выбрал объездной путь, избегая главных магистралей – Невского проспекта и Морской улицы. Они петляли, чтобы добраться до Адмиралтейского района, где заседало российское правительство, где располагались апартаменты Муры и где стояло большое здание посольства Великобритании на набережной между Зимним дворцом и Летним садом^[43].

Самодовольное спокойствие Муры постепенно исчезало, по мере того как машина ехала по заснеженному городу. Они миновали брошенный трамвай, все окна которого были разбиты, и солдат, вооруженный винтовкой, остановил их, чтобы проверить пропуск. Он убедился, что пропуск в порядке, и разрешил им ехать дальше по безлюдным, унылым улицам, по которым спешили люди, ездили желтые трамваи и сани, когда Мура в последний раз была здесь. Стояла тишина, предвещавшая приближающуюся беду^[44]. Двери и витрины магазинов были забиты досками. Немногие люди, которые были на улицах, торопливо шли, опустив голову, словно боясь нападения. То тут, то там встречались контрольно-пропускные пункты, где стояли группы солдат и вооруженных полицейских, которые с напряженным подозрением оглядывали машину, когда та проезжала мимо, но не делали попыток остановить ее. Мура дрожала, ощущая нависшую враждебность, и бессознательно прижимала к себе детей. В городе было нечто большее, чем просто забастовки и бунты. Здесь была смерть.

Маршрут, предложенный предусмотрительным генералом Ноксом, привел их к Исаакиевскому собору и модной Английской набережной. Когда машина в полном одиночестве ехала вдоль замерзшей Невы, пассажиры ощутили атмосферу тихого ужаса; она окружала Зимний дворец и Петропавловскую крепость, расположенную напротив него на острове, – старую цитадель Санкт-Петербурга с имперским флагом, жалко висевшим в воздухе. Мосты через реку были пусты. Казалось, город сжался в комок перед волком в ожидании, когда тот набросится на него.

Муру и детей высадили у ее квартиры. Машина поехала дальше, в посольство, где Мериэл встретили встревоженные родители. Сэр Джордж, сожалея о том, что она вернулась из Йенделя так быстро, запретил ей выходить на улицу^[45].

Три молодые женщины благополучно добрались до дома, и вовремя.

Позднее в то же утро набухшие грозовые тучи наконец разразились бурей: безмолвные улицы оказались переполненными толпами бунтовщиков и протестующих, которые что-то кричали и скандировали, сопровождаемые стуком лошадиных копыт и треском ружейных выстрелов. Солдаты царя решили встать на сторону рабочих; они вышли, неистовствуя, из своих казарм, и на улицах Петрограда вступили в бой: солдаты и революционеры воевали с казаками и полицейскими.

Это была кульминация насильственных действий, которые время от времени имели место на протяжении многих дней. Терпению людей пришел конец. Крестьяне и рабочие наконец дошли до той точки, когда не могли уже больше терпеть беспорядок и несправедливость, которые привели к пустым магазинам и пустым желудкам для бедных и безграничной роскоши для богатых. Нескончаемый поток солдат, которые возвращались на родину из окопов, где были ужасающие условия, лишь для того, чтобы вести полуголодную жизнь в России, еще более дестабилизировал и без того неспокойную обстановку.

Пока Мура и ее гости веселились в заснеженном Йенделе и отдыхали, наслаждаясь комфортом особняка, согретого теплом камина, в Петрограде по улицам текла кровь. Власти расклеили объявления, запрещавшие демонстрации. Люди не обращали на них внимания. И тогда, в воскресенье 26 февраля, правительство поднесло горящую спичку к бикфордову шнуру. Пока молодые женщины в Йенделе ездили на обеды и предвкушали свое возвращение домой, участники демонстраций, собравшиеся в пригородах Петрограда, стекались в правительственный район. На каждом крупном перекрестке располагались военные опорные пункты, повсюду ходили патрули, состоявшие из солдат и вооруженных полицейских. Когда демонстранты шли по Невскому проспекту – главной магистрали, ведущей в центр города, прозвучали первые выстрелы. Эти инциденты были единичными: нервничающие, неопытные войска, возглавляемые полными страха и гнева офицерами, стреляли в людей и десятки из них ранили. Демонстранты разбежались, а некоторые принялись швырять в солдат обломки кирпичей. На Знаменской площади насилие достигло кровавой развязки, когда какой-то полк открыл огонь, и пятьдесят человек были убиты^[46].