Читать книгу - "Тайна генерала Багратиона - Алла Бегунова"

Может быть, рачительное ведение домашнего хозяйства и помогло бы супругам, но княгиня решительно не хотела заниматься столь прозаическим предметом. А князь, влюбленный в нее без памяти, потворствовал всем прихотям и капризам юной красавицы-жены. Итог для него вышел печальный. В конце 1801 года Багратион обратился в государственное казначейство с просьбой принять в казну его литовскую деревню и признал, что на нем лежит 28 тысяч рублей казенного долга и 52 тысячи рублей партикулярного долга.

Император Александр Первый пошел навстречу полководцу. Деревню взяли в казну, назначив за нее предельно высокую цену. Из этих средств погасили казенный долг и выдали на руки генерал-майору около сорока тысяч рублей. Эти деньги очаровательная Екатерина Павловна истратила за полтора года. Дальше события пошли по давно проторенному пути: новые долги, кредиторы, проценты по ссудам и даже судебное дело. Петербургский купец Дефарж в конце 1804 года подал иск с требованием взыскать с Петра Ивановича более трех тысяч рублей ассигнациями, взятых у него под расписку и на два месяца.

Однако вовсе не являлась Екатерина Скавронская несчастной бесприданницей, вынужденной существовать на средства мужа. В незамысловатом спектакле о бедном отважном герое и противостоящих ему бездельниках-аристократах на сцену вдруг вышел ее отчим — обер-шенк и гофмейстер[2]Двора Его Императорского Величества граф Юлий Помпеевич Литта.

По происхождению итальянец, опытный и ловкий делец, он еще в 1798 году стал мужем безутешной вдовы, матери Екатерины Павловны, тоже Екатерины, но — Васильевны, урожденной Энгельгардт, то есть племянницы светлейшего князя Потемкина-Таврического, обладавшей весьма значительным состоянием. Граф Литта быстро подчинил своему влиянию недалекую и безвольную Екатерину Васильевну и стал прибирать к рукам обширные поместья жены.

Постепенно он добрался и до приданого ее старшей дочери. Ему не стоило большого труда доказать, будто князь Багратион — никудышный помещик и правильно вести дела не может. Над приданым княгини Багратион учредили опеку. Опекуном же стал друг-приятель итальянца, князь Куракин. Таким образом Петру Ивановичу для обеспечения семейной жизни воспретили пользоваться деньгами его собственной супруги.

При дворе молодого царя Александра Первого Багратион не чувствовал себя защищенным от интриг и происков недоброжелателей, как это было во времена его отца, покойного ныне Павла Петровича. Не стал генерал спорить с обер-шенком и гофмейстером ни в суде, ни в императорском дворце, ни публично, в салонах петербургской знати. Горько жаловался на несправедливость только самым близким друзьям и защищал Екатерину Павловну.

«Жена моя не такая дура, чтоб не чувствовать огорчения, — писал он княгине Долгоруковой из Молдавской армии в сентябре 1809 года. — Во-первых, она ограблена графом Литтою, разлучена по его милости с матерью до такой степени, что и невозможно того желать. Пока она жила со мною, бедная, не имея ни минуты жизни спокойной; одну сестру уморили[3], она оною грустью стала болеть, выехала за границу. Что же ей делать? Матушка ее — придворная особа, ей всякий помогает, ей все верят, и ему, Литте, а мне — никто, и все против меня, и каким же образом ей и мне иметь спокойную жизнь.»

Прекрасная, широко раскинувшаяся на правом берегу Дуная Вена открылась русским путешественникам, когда они миновали селения Эсслинген и Асперн.

Последняя деревня являла собою грустное зрелище: разбитые ядрами дома, сожженные сады, вытоптанные поля.

Ровно год назад здесь произошло жестокое и упорное сражение, в котором австрийцы остановили армию Наполеона, рвущегося к их древней столице. Но затем они проиграли французам битву при Ваграме, и Корсиканец все-таки вошел в Вену. Он продиктовал побежденным унизительные условия мирного договора. По нему Австрия лишилась нескольких провинций, обязуясь выплатить захватчикам контрибуцию в 85 миллионов франков и не иметь вооруженных сил численностью более чем 150 тысяч человек.

Разговор на городской заставе получился неожиданно долгим. Его вел на немецком языке поручик Древич с армейским патрулем, состоявшим из солдат Первого венского гарнизонного полка, в белых куртках с голубыми воротниками и обшлагами. На головах патрульных высились черные кивера. Командовал ими сержант.

— Как фамилия этого господина? — сержант с трудом разбирал записи в заграничных паспортах, сделанные латинскими буквами.

— Багратион, — ответил Древич.

— Очень похоже на фамилию «Наполеон». Он — тоже житель острова Корсика?

— Нет. Он родом из России.

— Следовательно, русский?

— Да, как и мы все, сопровождающие его.

— А вы воевали с Наполеоном? — бдительный австриец посмотрел на Древича внимательно.

— Да. Некоторые из нас воевали, — подтвердил поручик Курляндского драгунского полка.

— Где? Вместе с нами под Аустерлицем?

— Именно так. Господин Багратион командовал там большим отрядом конницы и пехоты.

— Но почему, почему вы тогда отступили? — в горьком сожалением сержант покачал головой. — Если бы вы не отступили, этому мерзавцу пришел бы конец!

— Не уверен, сержант, — поручик виновато ему улыбнулся. — Силы были неравны.

— Все это лишь оправдания, — сержант отдал Древичу бумаги и махнул рукой. — Проезжайте. Веселого времяпрепровождения в нашей замечательной Вене!..

Князь Петр прежде бывал в столице Австрии, и первый раз — с Суворовым, осенью 1798 года, когда Россия выступила союзницей Священной Римской империи в войне с французами за Италию. В то время главный город династии Габсбургов показался командиру 7-го Егерского полка полковнику Багратиону похожим на модницу-кокетку, оживленную, шумную, тщательно следящую за щегольским своим нарядом: чистые, вымощенные камнем улицы, ровно подстриженные платаны на них, множество кофеен, кондитерских, ресторанов с яркими вывесками. Великолепные имперские строения: дворец государя Хофбург, рядом с ним — здание школы верховой езды, арсенал, оперный театр.

Они поехали по городу и вскоре увидели, что Вена стала не такой уж и замечательной. Добравшись до красивейшей площади Грабен, генерал от инфантерии с трудом узнал это место. Обгорелые остовы домов с проваленными крышами, выбитыми дверями и окнами окружали его со всех сторон. Осаждая город в прошлом году, французы вели по нему огонь из тяжелых орудий. Площадь Грабен пострадала больше других. Дома на ней восстанавливали, но очень медленно. Денег в казне катастрофически не хватало: их увозили во Францию, в счет огромной контрибуции, наложенной Наполеоном.

Вообще, все центральные улицы города выглядели как-то мрачновато. Многие, раньше украшавшие их роскошные магазины и кофейни, закрылись потому, что жители обеднели и перестали там бывать. Народу на площадях и в парках поубавилось. Бог войны Марс собрал обычную жатву. Только в бою при Асперне австрийцы потеряли 13 генералов, 772 офицера, 21 500 рядовых солдат. Двухдневная битва у села Ваграм обошлась им еще дороже: свыше двадцати пяти тысяч убитых и раненых.