Читать книгу - "Стамбул. Перекресток эпох, религий и культур - Мария Кича"

С момента завоевания Египта Селимом I в 1517 году султаны стали называть себя еще и халифами – повелителями всех мусульман. Среди прочих титулов султана: Наследник Пророка; Правитель Вселенной; Властелин Белого, Черного и Красного морей и др. Но самый впечатляющий – Тень Аллаха на Земле. Мехмед II претендовал на роль императора Священной Римской империи. Захватив Константинополь, он получил прозвище «Фатих» («Завоеватель») и взял титул василевсов – цезарь Рума^[21] (Kayser-i Rum).

Французский философ XVI века Жан Боден считал амбиции Мех-меда II обоснованными. Он утверждал, что предъявлять права на титул преемника римского императора может лишь османский султан. Мехмед II действительно являлся потомком Комнинов (одной из императорских династий Византии). В результате череды династических браков, заключенных в XII веке, переплелись ветви трех правящих родов Средневековья – галицких Рюриковичей, Комнинов и Сельджукидов. В 1178 году на одной из этих ветвей созрел «плод» – Сулейман Шах, родоначальник беев (вождей) тюркского племени кайи. Сын Сулейман Шаха, Эртогрул, унаследовал от отца титул бея кайи. В 1231 году он захватил никейское поселение Февасион и переименовал его в Сегют. В 1240 году Эртогрул сформировал Османский бейлик – собственное феодальное владение. Именно в Сегюте у него родился сын Осман – будущий основатель Османской династии.

Осман I Гази также был правнуком Иоанна Комнина. Мехмед II, завоеватель Константинополя, являлся прямым потомком Османа и одновременно – потомком византийской династии Комнинов. Фатих использовал этот факт для подкрепления своих прав на престол в Константинополе. Отсюда и взятый им титул василевсов «Kayser-i Rum». Вряд ли султан знал о своем родстве еще и с галицкими Рюриковичами – но на земли Галичины он и не претендовал. Воевать в тех местах стали уже потомки Мехмеда.

Итак, Фатих имел все основания провозгласить себя цезарем Рума. Помимо того, султана Блистательной Порты называли Владыкой горизонта и Опорой, которая соединяет континенты. Титул Сулеймана звучал следующим образом: Правитель 37 королевств, повелитель государств римлян, персов и арабов, владыка моря Средиземного и моря Черного, достославной Каабы и пресветлой Медины, великого Иерусалима и трона Египетского, Йемена, Адена и Саны, Багдада, обители праведных, Басры, Аль-Аксы и городов Нуширивана; Алжира и Азербайджана, кыпчакских степей и земель татарских; Курдистана и Луристана, Румелии и Анатолии, Карамана, Валахии, Молдавии и Венгрии и многих других земель и царств; султан и падишах.

Это значит, что в эпоху Сулеймана I под османским господством находилась бóльшая часть Юго-Восточной Европы, Западная Азия и Северная Африка. Держава оттоманов простиралась от южных границ Священной Римской империи до Йемена и Эритреи на юге, от Алжира на западе до Каспийского моря на востоке. При Сулеймане I полумесяц на флаге Порты приобрел новое значение: один его рог протянулся от Будапешта до Персидского залива, другой – от Магриба до Аравии. Черное море называли «османским озером».

Гигантская империя наложила неизгладимый отпечаток на историю Ближнего Востока. Сулейман понимал, что для управления столь огромной территорией надо обеспечить беспрекословное подчинение подданных. При нем был разработан сложный дворцовый церемониал, во многом заимствованный у Византии и призванный отделить султана от простых смертных. Еще Мехмед II изучал византийский трактат «О церемониях», составленный в X веке для василевса Константина VII Багрянородного. Эта книга содержала подробнейшие (с точностью до минуты) описания церемоний и освещала другие вопросы, имеющие отношение к текущим делам императорского дворца.

Трактат представлял собой учебник для высших византийских сановников. Правители Порты, желавшие поразить весь мир своим блеском и могуществом, почерпнули в нем много полезного. По словам английского историка Джона Фрили, при Мехмеде II османский двор отличался простотой обычаев, и Фатих часто выходил на улицы Стамбула.

При правнуке Мехмеда все изменилось. Шотландский востоковед лорд Кинросс описывает повседневную жизнь Сулеймана, которая всецело подчинялась детализированному ритуалу, сравнимому с ритуалом французских королей в Версале. Когда султан просыпался, его одевали высокопоставленные вельможи. Каждый кафтан надевался только 1 раз, в карманы клали 20 золотых и 1 тыс. серебряных монет, которыми правитель в течение дня одаривал слуг. Оставшиеся деньги и сам кафтан вечером доставались постельничему.

Падишах ел 3 раза в день в одиночестве – эта традиция установилась при Сулеймане после казни великого визиря Ибрагима-паши (1536). Предки Сулеймана принимали пищу в окружении сановников. Мехмеду II и в голову не приходило не допустить в трапезную пашей, с которыми он брал Константинополь, – но уже в эпоху Сулеймана совместные завтраки, обеды и ужины монарха и Ибрагима-паши свидетельствовали о его необычайном расположении к визирю. Единственным человеком, чье присутствие на султанской трапезе считалось необходимым, был врач, проверявший блюда на предмет отравы.

Сон падишаха также регламентировался. Сулейман спал на двух бархатных матрацах – пуховом и хлопковом. Зимой он укрывался мехом соболя или черной лисицы. Над кушеткой возвышался золоченый балдахин, а вокруг – четыре восковые свечи в серебряных подсвечниках, при которых дежурили четыре стражника. Они гасили свечи с той стороны, куда поворачивался султан, и охраняли его до пробуждения. Каждую ночь в целях безопасности правитель выбирал новую комнату, и постельничие готовили ее для сна.

Со временем многочисленные ритуалы не исчезали и не отменялись. В путевых заметках испанского купца Доминго Бадии-и-Леблиха падишах уподобляется «бездушной фигуре, движимой скрытными пружинами», все слова и движения которой заранее предписаны. По мнению Бадии-и-Леблиха, «султан был таким невольником, какому нет на свете подобного».

Правителю Блистательной Порты не пристало говорить много, поэтому для него придумали ишарет – язык жестов. Монарх проводил бóльшую часть времени в полной тишине. (Когда в 1617 году сумасшедший Мустафа I отказался учить ишарет, великий визирь заявил, что султану не подобает изъясняться на языке торговцев и воров.) Принимая послов, Сулейман был неподвижен и немногословен. Он десятилетиями не выражал ни восторга, ни жалости, ни скорби. Бус-бек вспоминает, что, узнав о победе османского флота в сражении у острова Джерба (1560), Сулейман не выразил ни единого признака радости.

Процедура приема послов при османском дворе также окончательно сформировалась при Сулеймане I. Османы использовали любую возможность продемонстрировать иностранцам блеск и могущество Порты – поэтому прием дипломатов считался делом чрезвычайной важности. Специально для этих целей Сулейман создал при Диване особый отдел церемоний. Его штат включал в себя церемониймейстера, секретаря и переводчиков. Помимо организации торжеств и церемоний эти чиновники вели реестр муфасаль, где фиксировалось, кто из послов удостоился аудиенции у султана и какие подарки ему преподносились. Многие османские дипломаты в молодости были учениками или помощниками церемониймейстера.