Читать книгу - "Братство Волка - Дэвид Фарланд"

— Иом! — он не смог скрыть страха в голосе.

— Так не отставай же от меня! — сказала Иом. — Живи со мной! И состарься со мной!

Конечно, что еще она могла ответить? Она не хотела его покидать, не хотела стариться первой. Ведь обладателям даров метаболизма трудно было даже общаться с людьми, которые жили с обычной скоростью. Всех их преследовало чувство отделенности от остального человечества.

И все же Иом его удивила. Габорн знал, что брать дары она хотела не больше него. И заподозрил сейчас, что таким образом она просто пытается вынудить его сделать это.

— Не надо так, — сказал Габорн. — Если ты хочешь, чтобы я взял дары — хорошо, я возьму. Я знаю свой долг. Но ты не должна этого делать. Только я.

Иом сжала его руку и закрыла глаза, словно собираясь уснуть.

Хромой мальчик за дверью заворочался во сне, до них долетел шорох.

— Что там за мальчик у порога? — спросил Габорн.

— Обыкновенный, — сказала Иом. — Он прошел сто миль, чтобы увидеть тебя. Я взяла его с собой, чтобы ты его избрал, только он побоялся подойти к тебе в зале. И я ему велела подождать здесь. Думаю, он останется помогать на псарне у Гровермана.

— Хорошо, — сказал Габорн.

— Хорошо? Ты не заглянешь в его сердце, прежде чем избрать?

— Да славный вроде малыш, — Габорн не чувствовал в себе сил не только для избрания сейчас ребенка, но даже для разговора о нем.

— Мы спасли сегодня всех в замке Сильварреста, — сказала Иом. — Всех, кроме сэра Доннора.

— Да, — сказал Габорн. — Джурим мне уже рассказал.

— Это было нелегко… — прошептала Иом, засыпая.

Габорн же, перед тем как заснуть, проверил с помощью чувства Земли, где его подданные и что с ними.

Сэр Боринсон был в горах Хест и как будто встал на ночлег — во всяком случае, не двигался сейчас, словно, как и Габорн, не решался ехать до восхода луны. Но Габорн ощущал опасность, нависшую над ним, чувствовал ее уже давно. Боринсона подстерегала какая-то беда.

Затем Габорн проверил своих сопровождающих. Весь день им угрожала страшная опасность. Ощущение ее отчасти рассеялось, когда Миррима убила Темного Победителя.

Но смерть все еще караулила его воинов — всех и каждого.

Да, Земля приказала Габорну ехать на юг и сражаться. Да, Земля позволила ему выйти на бой. Однако при этом Земля предупреждала его, что Избранные вестники должны бежать из Карриса.

Нападать и бежать? Габорна смущала противоречивость приказов.

Он задумался — не оттого ли Земля разрешила ему сражаться, что он сам этого хотел? Или же Земля ждала от него чего-то, чего он не мог понять? Может, все эти люди должны пожертвовать собой по какой-то неизвестной ему причине? И он ведет их на смерть!

Возможно, погибнут и не все. Но, конечно, в Каррисе полягут многие, может, даже большая часть его войска.

Однако Земля это разрешила. «Веди их в бой», — сказала она. Где многие умрут.

Это выглядело как нарушение обета, ибо Габорн поклялся защищать тех, кого избрал.

Ведь и Агантеру Орвинну он позволил уйти потому, что просто боялся за этого мальчика, чего никому не мог сказать.

«Как мне спасти их всех?» — неотступно думал Габорн.

Тут на лестнице за дверью послышались тяжелые шаги, звяканье кольчуги. Чувство Земли сказало Габорну, что человек, поднимающийся по ступеням, не представляет из себя угрозы.

Кто-то шел, чтобы увидеться с Габорном, ибо других комнат на верху башни не было. Он ожидал, что рыцарь постучит в дверь. Но вместо этого услышал, как тот остановился перед дверью, постоял немного, затем сел на пол, прислонясь спиной к стене, и вздохнул.

Посетитель не решился его побеспокоить.

Габорн нехотя поднялся, взял горевшую свечу и открыл дверь. Он увидел хромого мальчика, заглянул в его сердце.

Действительно, славный малыш. Он никак не пригодится в грядущих битвах. Может, он и вообще ничего не стоит, не умея ни сражаться, ни защитить себя, и его не спасти. Но Габорн слишком устал, чтобы решать, принять его или отвергнуть.

Он избрал мальчика.

Человек, сидевший на полу в коридоре, носил цвета Сильварресты, черную тунику с серебряным кабаном — мундир капитана. У него были темные волосы и затравленный взгляд, небритое лицо, искаженное страданием и страхом.

Габорн его прежде не встречал, во всяком случае, не мог припомнить, чтобы капитан этот служил у герцога Гровермана.

— Ваше величество, — рыцарь вскочил на ноги и отдал честь.

Тихо, чтобы не разбудить Иом, Габорн спросил:

— Вы принесли какое-то известие?

— Нет, я… — рыцарь замялся. Он опустился на одно колено и как будто растерялся, не зная, вытащить ли меч и предложить ли его королю.

Габорн заглянул в сердце капитана. Тот имел жену и детей, которых любил. И к подчиненным своим относился как к родным братьям.

— Я избираю тебя, — сказал Габорн. — Избираю тебя для Земли.

— Нет! — вскричал капитан, поднимая голову. В темных глазах его стояли слезы.

— Да, — сказал Габорн, слишком усталый, чтобы спорить. Многие люди, вполне достойные избрания, считали себя недостойными.

— Вы не узнаете меня? — спросил воин. Габорн покачал головой.

— Меня зовут Темпест, Седрик Темпест, — продолжал тот. — До падения Лонгмота я служил там капитаном стражи. Я был в замке, когда погиб ваш отец Был там, когда погибли все.

Габорн помнил это имя. Но если он и видел когда-нибудь лицо Седрика Темпеста, воспоминание о том стерлось из-за потери даров ума.

— Понимаю, — сказал Габорн. — Пойдите поспите немного. Вы выглядите так, словно нуждаетесь во сне больше меня.

— Я… — Темпест опустил глаза и покачал головой. — Я пришел не для того, чтобы вы меня избрали. Я недостоин этого. Я пришел исповедаться, милорд.

— Так исповедуйтесь, — сказал Габорн, — если вам это нужно.

— Я недостоин быть стражником! Я предал своих людей!

— Каким образом?

— Когда Радж Ахтен взял Лонгмот, он собрал всех уцелевших и предложил… предложил сохранить жизнь каждому, кто предаст вас.

— Я не вижу в вашем сердце предательства, — сказал Габорн. — И чего же он хотел?

— Он искал форсибли. Он привез в Лонгмот много форсиблей и хотел знать, куда они делись. Обещал сохранить жизнь тому, кто расскажет об этом.

— Что же вы ему сказали? — спросил Габорн.

— Я сказал правду: что ваш отец отослал их на юг со своими вестниками.

Габорн облизал губы, с трудом сдержав горькую усмешку.

— На юг? Вы назвали Голубую Башню?