Читать книгу - "Куколка - Генри Лайон Олди"

Окутавшись клубами дыма, седой некоторое время молчал. Его не торопили. Лысый, сунув руки в карманы шортов, бродил по веранде. Хозяйка, разделавшись с овощами, колдовала над очередным маринадом. Пара лун качалась над гладью озера, планета неслась по орбите вокруг светила, галактики разбегались прочь, и ночь была великолепна.

– Прожорливые твари эти рыбки, – наконец прозвучало из дымовой завесы. – Маленькие, неказистые, только жрать и горазды. И вдруг, в один прекрасный момент, стаи боро-оборо покидают обжитый водоем. Это не связано с нерестом. Это не связано с сезонными изменениями погоды. Это вообще ни с чем не связано. Пищи хватает, условия прежние. А они срываются и плывут не пойми куда.

Женщина подняла взгляд от миски. Можно было биться об заклад: она видит неисчислимые тьмы странных рыбок, которым приспичило уплыть из родного дома. Опершись о край стола, хозяйка слушала седого, а думала о своем.

– Боро-оборо плывут. Случается, против течения. Дохнут с голодухи, а плывут. Их чешуя на время миграции меняет цвет. К тусклому серебру примешиваются кровяные прожилки и пятна зелени. Ученые лишь разводят руками. Река сверкает под солнцем, когда они плывут. И что самое интересное: боро-оборо перестают быть хищниками. Раньше они за минуту обглодали бы бегемота. А в пути не едят ничего, кроме растительной дряни. Зато их едят все, кому не лень. Хохлатые цапли раздуваются от обжорства. Водяные змеи превращаются в бурдюки. А гроза водоемов все плывет за мечтой. Наверное, мечта стоит жертв.

Дым развеялся. Не торопясь сделать очередную затяжку, рассказчик подвел итог:

– Потом они приплывают на новое место. Мечта воплощается в реальность. И их опять боятся все. Блеклых, юрких боро-оборо, утративших красоту, зато вернувших острые зубы и дурной характер.

– Ты философ, мой друг, – тихо сказал лысый.

– Профессия обязывает, – хмыкнул седой.

– Карл, налей и мне рюмочку, – добавила женщина.

Лысый изобразил душевное потрясение. Получилось неплохо: брови птицами летят на лоб, рот приоткрыт, от глаз разбегаются хитрые морщинки.

– Фелиция, душенька! Я сейчас принесу вина. В баре есть «Дар лозы». Или тебе сухого?

Женщина взялась за нож.

– Мне тутовой. И никаких комментариев по поводу. Хорошо?

«Какие комментарии? – читалось на лице щеголя, когда он наполнял третий стаканчик. – Никаких комментариев. Дама хочет водки. Обычное дело. И лишь невежа или, допустим, самоубийца рискнет…»

– Не волнуйтесь, Фелиция, – повторил седой, когда женщина отхлебнула глоток и зарумянилась. – Он обещал, значит, прилетит.

Хозяйка кивнула. Отпив еще глоточек, она жестом указала лысому, что делать. Щеголь чуть ли не бегом принес ей троицу марионеток – ансамбль вехденов на общей ваге, которым лысый раньше забавлялся сам.

– Неужели! – патетически воскликнул щеголь.

И заткнулся, чтобы не спугнуть надежду.

В руках Фелиции тройняшки начали творить чудеса. Приплясывая на свободном пространстве стола, вехдены заиграли – слаженно и бурно. Гитарист бренчал на струнах, барабанщик избил барабан до полусмерти, а трубач поднес инструмент к губам, запрокинул голову и стал раскачиваться в такт мелодии.

Будь здесь зрители, они забросали бы хозяйку монетками.

Лысый сложил губы трубочкой и втянул щеки. «Милая крошка» – лихо, чуть гнусаво, словно на трубу надели сурдинку, понесся над лужайкой давно забытый кабацкий шлягер. Тапир фыркал, вторя музыке.

Доведя песню до конца, исполнитель с минуту отдыхал.

– Вы в курсе, Борготта, что фальшивите? – глубоким, чуточку нарочитым баритоном спросил он, глядя в пространство. – И выпадаете из ритма. В целом, недурно для любителя, но на эстраде вам делать нечего…

И сам ответил другим, усталым голосом:

– Ваша правда, Бижан. Вы не подозреваете, насколько правы. На эстраде пусть делают другие – что угодно. Я же сижу в тени кулис и делаю их. Хотя и это – в прошлом.

Хозяйка отложила кукол, допила водку и вернулась к прерванной стряпне.

* * *

– Вы в курсе, Борготта, что фальшивите? И выпадаете из ритма. В целом, недурно для любителя, но на эстраде вам делать нечего…

Лючано не стал возражать.

– Ваша правда, Бижан. Вы не подозреваете, насколько правы. На эстраде пусть делают другие – что угодно. Я же сижу в тени кулис и делаю их. Хотя и это – в прошлом.

– А что в будущем? – спросил вехден.

– Не знаю. В какой-то мере мое будущее зависит от вас.

Гитарист завершил коду. Только что пальцы «йети» терзали воображаемые струны, а глотка изрыгала замысловатый пассаж, стараясь уподобиться электрическому звучанию гитары – и вот Заль молчит. Рядом барабанщик Гив прекратил колотить себя ладонями по коленям.

Музыканты смотрели на лидера-трубача, дожидаясь ответа. Им было очень жаль аппаратуры и инструментов, оставшихся в покалеченном «Нейраме» на орбите Тамира. Но инструменты можно купить новые. И аппаратуру. А будущее не покупается.

– Следы мы замели, – выдержав длительную паузу, начал Бижан. – После второго РПТ-маневра нас уже не вычислить. Но корабль надо менять, и быстро. Фаруд на связь не выходит. Седьмой запрос – глухо. Шансов, что накрылся персональный канал – ноль целых, ноль десятых. Значит, Фаруд просто молчит. Занят, отсутствует; на ковре у начальства. Если он наконец откликнется и спросит о вас, Борготта…

В рубке угнанного спасбота было тесно. Четверо мужчин сидели, соприкасаясь локтями и коленями. Когда Лючано горланил ту лабуду, что называлась текстом «Милой крошки» («Моя крошка так мила, тур-ла-ла, что не сразу мне дала, тур-ла-ла!..»), он чувствовал на щеке жаркое дыхание Бижана – вехден ловко подражал звучанию любимой трубы.

Сейчас щека остыла.

– Я не умею врать, Борготта. Я умею манипулировать правдой. Но Фаруд, в свою очередь, обучен задавать точные вопросы. Вы на борту, и я не стану это скрывать. Я скажу полковнику Сагзи, – Бижан впервые упомянул вслух воинское звание Фаруда, тем самым подчеркивая характер их отношений, – что высажу вас в ближайшем космопорте. И дам денег на билет, если вы стеснены в средствах.

– У меня есть деньги, – глупо перебил Лючано.

Он вспомнил, что карточка, выданная ему Тумидусом, потеряна, а доступ к личному банковскому счету может быть заблокирован по причине рабства, и поправился:

– Наверное, есть.

Вехдены расхохотались, словно он отмочил невесть какую остроумную шутку.

– Я отпущу вас, даже если это будет стоить мне трибунала, – подвел итог Бижан. – И постарайтесь больше не попадаться мне на глаза. Вы отвратительно поете. Мой слух страдает от такого варварства.