Читать книгу - "Эрагон. Возвращение - Кристофер Паолини"

— Ну, естественно, оно не спит! — тихо сказала Арья. — А хочешь, я расскажу тебе историю дерева Меноа?

— Очень хочу!

В небе мелькнула какая-то белая вспышка, похожая на заблудшего призрака. Потом «призрак» опустился рядом с Сапфирой, воплотившись в белого ворона Благдена. Узкоплечий нахохлившийся ворон рядом со сверкающей драконихой напоминал несчастного скупца, чахнущего над своими богатствами. Приподняв бледную голову, ворон угрожающе крикнул: «Вирда!» И Арья стала рассказывать:

— Жила-была одна женщина по имени Линнея. В те времена пищи и вина было в изобилии, и до нашей войны с драконами тоже было еще далеко. Как и до нашего бессмертия — если только уязвимые существа из плоти и крови вообще могут быть бессмертны. Линнея старилась, не имея в утешение себе ни мужа, ни детей. Впрочем, она и не испытывала в них ни малейшей потребности, предпочитая занимать себя тем, что пела растениям, и считалась в этом деле непревзойденной мастерицей. И вот однажды в дверь ее дома постучался какой-то молодой человек. Он увлек ее словами любви, и любовь эта пробудила что-то в душе Линнеи. Она даже не подозревала о том, что способна испытывать подобные чувства. У нее возникло страстное желание непременно пережить то, чем она по незнанию так легко пожертвовала. А тут, казалось, сама судьба сделала ей великодушное предложение прожить жизнь во второй раз. Ну, как она могла отказаться! Линнея забросила свою работу и полностью посвятила себя молодому мужу. Некоторое время они были, пожалуй, даже счастливы.

Однако же молодой ее муж вскоре стал мечтать о супруге, больше подходившей ему по возрасту. И однажды ему понравилась красивая юная девушка. Он стал добиваться ее благосклонности и в итоге завоевал ее. И некоторое время тоже был с нею счастлив.

Когда Линнея обнаружила, что ее обманули, предали и бросили, она от горя чуть не сошла с ума. Ее возлюбленный поступил с ней хуже некуда: он дал ей отведать вкус полной жизни, а потом отнял у нее эту жизнь, даже не задумываясь о последствиях — точно петух, что перелетает от одной несушки к другой. И Линнея, застав мужа с другой женщиной, в ярости своей заколола его кинжалом насмерть.

Она понимала, что совершила страшное злодеяние и, даже если суд ее оправдает, все равно не сможет вернуться к той жизни, которую вела до замужества, ибо жизнь без любви утратила для нее и смысл, и радость. И Линнея пошла тогда к самому старому дереву в Дю Вельденвардене, прижалась к нему и запела, и в песне своей она стремилась слиться с деревом, позабыть все то, что связывало ее с соплеменниками. Три дня и три ночи пела она, и ей удалось осуществить свою мечту: она ушла из мира людей в мир своих горячо любимых растений, став единым целым с тем деревом. И с тех пор вот уже многие тысячи лет она бдительно сторожит эти леса… Так возникло дерево Меноа.

Арья умолкла, и они с Эрагоном уселись рядышком на изогнутом гигантском корне, вздыбившемся над землей футов на двенадцать. Эрагон, постукивая пятками по коре, думал: а не нарочно ли Арья рассказала ему эту историю? Не хочет ли она о чем-то предупредить его? Впрочем, возможно, это просто одно из невинных исторических преданий, которые так любят эльфы…

Однако его первоначальные подозрения превратились почти в уверенность, когда Арья спросила:

— Как ты думаешь, следует ли считать самого этого молодого человека виновным в случившейся трагедии?

— По-моему, — неуверенно начал Эрагон, понимая, что любой неуклюжий ответ может рассердить Арью и даже настроить ее против него, — он поступил жестоко… Но и эта Линнея, как мне кажется, перегнула палку. В общем, виноваты оба.

Арья так пристально посмотрела на него, что ему пришлось опустить глаза.

— Да, они не подходили друг другу, — сказала она.

Эрагон начал было спорить, но быстро умолк, понимая, что Арья права. И, не в силах противостоять ей, вынужден был признать это вслух.

А потом они долго молчали. Молчание скапливалось между ними, точно песок, сыпавшийся из гигантских песочных часов и постепенно превращавшийся в высокую гору, которую ни один из них не проявлял желания разрушить. На поляне пронзительно верещали цикады. Наконец Эрагон сказал:

— Мне кажется, ты очень рада, что наконец оказалась дома.

— Да, рада, — рассеянно ответила она, легко наклонилась и подобрала ветку, упавшую с дерева Меноа. Положив ее на колени, она принялась плести из длинных игл корзиночку.

Эрагон наблюдал за нею, чувствуя, как кровь горячей волной приливает к щекам, и надеясь, что месяц светит не слишком ярко и она не заметит, какого цвета у него лицо.

— А где же… ты живешь? — Эрагон просто заставил себя нарушить молчание. — У вас с Имиладрис есть свой замок или дворец?

— Мы живем в Доме Тиалдари. Это старинные владения моих предков, и находятся они в западной части Эллесмеры. Если хочешь, я покажу тебе наш дом. Мне это было бы очень приятно.

— Это было бы просто здорово! — Смятенные мысли Эрагона вдруг успокоились, и у него возник совершенно практический вопрос: — Арья, а у вас в семье есть еще дети?

Она покачала головой.

— Тогда, значит, ты единственная наследница эльфийского трона?

— Конечно. А почему ты спрашиваешь? — Похоже, его любопытство ничуть не раздражало ее.

— Я не понимаю, почему же тебе в таком случае позволили заниматься столь опасным делом — быть посланницей у варденов да еще возить яйцо Сапфиры отсюда в Тронжхайм и обратно? Ведь ты — принцесса, будущая королева.

— Ты хочешь сказать, что это слишком опасно для обычной женщины. Для вашей женщины. А я уже говорила тебе: я совсем не такая, как ваши беспомощные… самки. И вот что тебе никак не удается понять: мы, эльфы, относимся к нашим правителям совсем иначе, чем люди или гномы. Для нашего правителя высшая обязанность — по мере сил и возможностей всюду и везде служить своему народу. И если для этого нужно пожертвовать жизнью, мы с радостью приемлем эту необходимость как доказательство нашей преданности «очагу, Дому и чести», как говорят гномы. Если бы я погибла, выполняя свой долг, наследником престола стал бы другой эльф — у нас ведь немало столь же знатных Домов. Даже и сейчас мне никто не может приказать стать королевой, если я сочту это неприемлемым для себя. Мы не выбираем таких правителей, которые не желают посвятить себя этой миссии целиком. — Арья помолчала, явно колеблясь, потом подтянула колени к самому подбородку, положила на них голову и грустно прибавила: — У меня ушло много лет на то, чтобы отточить все эти аргументы в спорах с матерью. — Она снова умолкла, и с минуту на поляне слышалось лишь оглушительное пение цикад. Потом, словно стряхнув с себя тяжкие раздумья, она спросила: — Как идут твои занятия с Оромисом?

Эрагон в ответ буркнул что-то невнятное — не слишком приятные воспоминания о сегодняшних занятиях сразу же испортили ему настроение, отравив всю радость общения с Арьей. Больше всего ему хотелось сейчас заползти в постель, накрыть голову подушкой и заснуть, позабыв весь этот день, однако он все же взял себя в руки и сказал, тщательно выговаривая каждое слово: