Читать книгу - "Другая половина мира - Михаил Ахманов"

— Вот именно: тогда!.. Тогда эти черные, что спаслись от наших клинков, успеют добраться в селение и убежать вместе со своими женщинами и своим потомством. Надеюсь, что успеют, если Одисс не обделил их мозгами! А их быки… — Дженнак неожиданно усмехнулся, — быки достанутся нам. В конце концов, мы победители и много дней не ели свежего мяса!

Обрывистые стены ущелья раздались, открывая проход к равнине — необъятной, ровной и плоской, будто тасситская степь. Но сходство на этом кончалось, ибо травы здесь были выше и гуще, солнце — жарче, а небеса — синей; тут и там над золотистым степным простором возносились деревья, и было их превеликое множество, разных и незнакомых. Иногда стояли они по отдельности, иногда целыми рощами, сливавшимися у горизонта с огромным лесным массивом, и были ярко-зелеными, изумрудными, желтоватыми либо с нежной нефритовой листвой, подобной опустившимся на землю облакам. Среди деревьев и трав паслись звери, едва различимые за дальностью расстояния, но казавшиеся, однако, невероятными: пятнистые, с длинными шеями и тонкими длинными ногами, или темные, массивные, с рогом на короткой обрубленной морде, или гигантские, с чудовищными ушами и носом, изгибавшимся словно змея, или стройные, легконогие, раскрашенные в черные и белые полосы, будто над шкурами их потрудились вместе и Коатль, и Мейтасса. Были там и хищники, какие-то мерзкие твари покрупнее койотов, не уступавшие величиной северным волкам, но не серые, а грязно-бурые, с мощной холкой и покатым задом.

По равнине петляла река, довольно широкая и полноводная, с берегами, заросшими тростником; поток этот струился к северу, к морю или к океану, а быть может, к большому озеру, вроде тайонельских Пресных Вод. Реку тоже переполняла жизнь: над тростником вились птицы, похожие на уток и гусей; другие, розовые, с изогнутыми шеями, стояли на мелководье, а вблизи них зарылись в ил кайманы — только огромные, в два раза крупнее тех, что обитали под Хайаном и в Больших Болотах севера. Иногда над поверхностью речных вод появлялась округлая туша, будто волшебством всплывший валун — безволосый зверь с торчащими ушами и гигантской пастью, способной, на первый взгляд, заглотить самую большую из черепах с кейтабских отмелей. Чудовищный рот распахивался в беззвучном зевке, потом животное медленно опускалось, и речные воды скрывали его, словно затонувшую каменную глыбу.

Но не эти диковины приковали взор Дженнака и толпившихся за ним людей. Травы и деревья, звери и птицы были, конечно, чудом, но человек в первую очередь интересуется подобными себе — существами, умеющими строить дороги, высокие насыпи, мосты и корабли, способными ковать металл, лить стекло, плести из перьев, мять кожу, выращивать плоды и злаки. Правда, тут не было белокаменных дорог на ровных насыпях, не было дворцов с арочными входами, не желтели маисовые поля и не возносился к небу дым от гончарных печей и кузниц, однако был поселок — большой, расположившийся между скалами и излучиной реки. Еще были сплетенные из тростника круглые лачуги с коническими крышами, и были загородки со стадами быков — небольших, с причудливо изогнутыми рогами. Все это звало, манило и соблазняло, как манит уставшего путника прохладный водоем у дерева с разостланной рядом циновкой трапез.

К счастью, Дженнак нигде не заметил чернокожих, за что и вознес молчаливую хвалу богам. Лишь они, всеведущие, знали, в какой из бесчисленных рощ укрылись дикари, куда унесла их река и как разыскать их след на речном берегу, в водах, в травах или среди деревьев. Правда, многие одиссарские воины являлись искусными следопытами, и первым таким был Грхаб, но кейтабцы, корабельщики и мореходы, знаков земли не понимали. Если не вылезет глазастый Хомда… Ну, коль вылезет, решил Дженнак, придется заткнуть ему глотку!

Он повернулся и, увидев, что все его воинство сгрудилось беспорядочной толпой, глазевшей на чудеса Риканны, повелительно кивнул Саону. Тот грохнул рукоятью клинка о нагрудник, изрыгнул хулу на головы вонючих скунсов, пожирателей бычьего навоза, и снова выстроил людей в боевой порядок. Так они и вошли в селение: две цепочки копьеносцев, прикрывавших отряд слева и справа, а между ними — стрелки с взведенными арбалетами и свора кейтабцев. Глаза островитян горели, как у почуявших добычу волков.

В поселке царили тишина и безлюдье; лишь дым над примитивными очагами, брошенные орудия да перевернутые горшки, глиняные и грубые на вид, свидетельствовали о поспешном бегстве. Одисс все же не отказал дикарям в разуме: изведав гибельную мощь стали и потеряв половину боеспособных мужчин, они решили не связываться с пришельцами. За это — хвала Шестерым! — подумал Дженнак с облегченным вздохом; пусть он будет свидетелем грабежа, но не резни и насилия.

У первой же хижины, жалкого хогана с тростниковыми стенами, он приказал остановиться и отпустил кейтабцев на охоту, повелев жилища не жечь, скот зря не резать, а людей — коль будут они найдены — не убивать, а вести к нему для допроса, обещая за каждого чернокожего три серебряных чейни. Кейтабцы разбежались с возгласами нетерпения и тут же стали шарить по домам и загонам, проявляя редкостное мастерство и немалый опыт; похоже, тень просяного зернышка — и та не ускользнула бы от их выпученных глаз. Одиссарские воины, по-прежнему в боевом порядке, двинулись вслед за Дженнаком. Он повел их к середине деревни, где, как ореховое ядрышко за слоем скорлупы, угадывалось обширное пустое пространство — площадь или что-то вроде нее.

Деревня оказатась велика: вероятно, людей здесь насчитывалось две-три тысячи, а скотины и того более. Тростниковые хижины стояли не на столбах и насыпях, как было привычно для одиссарцев, а прямо на земле; все они выглядели одинаково — круглые, с овальным входным проемом, слева от которого находился очаг, полтора десятка плоских камней, вкопанных в почву. Проходы между хижинами, предназначенные для людей и быков, были широки, и с них не составляло труда разглядеть внутренность жилищ, и все их убранство, и вещи, которыми пользовались в дни мира и войны. Было их немного: уже знакомые Дженнаку дротики, копьеметалки и копья с кремневыми наконечниками, глиняные кособокие горшки, плетеные корзины и сумки, связки каких-то кореньев и трав, подвешенных к кровле, заостренные палки и осколки кремней, а также шкуры. Шкуры, вероятно, являлись главным богатством чернокожего народца, не знавшего кузнечного искусства, не умевшего ни плести из перьев, ни строить прочные суда, ни копать водоемы, ни добывать из недр земных металл, ни приготовлять бумагу, ни писать на ней. Да и шкуры они выделывать как полагается не умели, не ведая о десятках снадобий и зелий, применяемых одиссарскими мастерами.

Облезлые шкуры да кривые горшки — вот и все! — подумал Дженнак. Жалкая добыча для островитян! Впрочем, не за шкурами они сюда явились…

Саон будто подслушал его мысли.

— Что скажешь, мой господин? Я так думаю, здесь и кейтабец не найдет, что утянуть. Эти люди цветов Коатля небогатый народ!

— Смотря что считать богатством, санрат. Ты видел Ро’Кавару? Там на каждую циновку трапез садятся вшестером, там спят не в хогане на ложе, а на камнях, там люди роятся подобно пчелам в улье, и не хватает для них ни места, ни еды. А тут… — Дженнак махнул рукой в сторону равнины. — Народ небогатый, да земли обильны!