Читать книгу - "Путь к золотым дарам - Дмитрий Баринов"

«О боги, скольким эллинам бесполезно говорить о Свете и Тьме, ибо они различают только свет золотых авреусов и серебряных драхм. И многих ли эллинов можно убедить, что от рождения они ничем не лучше варваров?» — подумал Хилиарх.

ьернувшись в стан, Вышата наполнил водой Колаксаеву Чашу и с высоты птичьего полёта окинул взглядом древний путь сначала на запад, потом на восток. Царь и его соратники, сгрудившись вокруг чаши, внимательно следили за появлявшимися в ней видениями. С запада к росам приближался конный отряд. Его рыжеволосая предводительница показалась знакомой Ардагунде. А уж Медведичей и их воинство в чёрных шкурах узнали все. Мужчины ругались сквозь зубы, хотя и не слишком крепко: при Огненной Чаше и при женщинах не пристало уста сквернить. А с востока двигался другой отряд — под знаменем с тамгой сарматов царских. Увидели и дружину Андака, преспокойно подъезжавшую к реке Ра. Сигвульф, стиснув кулаки, прорычал:

— Разрази их Тор! Не они ли сожгли тот мокшанский городок? Или это выдумали Медведичи? А рыжая — наверняка мокшанская царица. Не повернуть ли нам назад да не проучить ли полумедведей, пока снова в леса не забрались?

— А зачем нам вообще в чащу лезть ко всем этим мордвинам и мари? — возразила Ардагунда. — Идём дальше на восток, разобьём отряд Уархага, проучим Андака... А там, может быть, степью до самой Золотой горы дойдём.

Волх скривился. Ему степной путь уже изрядно надоел.

Царь вопросительно взглянул на Вышату. Тот неторопливо произнёс:

— Это не набег. И даже не просто поход. Мы идём по Пути Солнца. Потому наша дорога — к тем, кто в марийских лесах сохранил добрый свет. Даже если они нас сразу не признают. А в степи, среди схваток и разбойных племён, недолго и потерять дорогу.

Среди густых дубрав, на вытянутой горе, прозванной Пичке-Сарче — «Бочка-Гора», затаился Копас — стольный град царя Тюштеня. Из-за соседних гор, более высоких и густо поросших лесом, городок можно заметить только вблизи. С трёх сторон его надёжно защищают крутые склоны и глубокие болотистые овраги, с четвёртой — два вала и ров. Городок тесно застроен бревенчатыми избами. Лишь одна из них — большая, в два этажа. В просторной горнице со стенами, увешанными оружием, устланной шкурами отборных зверей, расселись по лавкам главные старейшины и воеводы эрзи и мари. На всех простые одежды из белого полотна, лишь воеводы щеголяют сарматскими кафтанами и короткими плащами. Золота на мужчинах нет: лишь бронзовые гривны и бронзовые же наборные пояса.

На резном троне, обитом листовым золотом, с обитым серебром чурбачком в ногах, восседает сам Тюштень. Великому владыке на вид за тридцать. Густые волосы и борода черны, как грозовая туча. Из-под сросшихся бровей пронзительно блестят чёрные глаза. Одежда из красного сукна похожа на сарматскую, лишь белая вышитая сорочка — как у всех эрзян. Из украшений — только золочёные бусы да бронзовый наборный пояс с привесками в виде медвежьих клыков. У пояса — меч и акинак, со скромными бронзовыми бляхами на ножнах, да ещё окованный медью рог.

Рядом с царём — его мать и жена. Прекрасная Арья сохранила красоту и в сорок восемь, но одета скромно: не пристало вдове щеголять. Из многочисленных подарков Роксага на ней только красное шёлковое покрывало да золотая с бирюзой застёжка на груди. Зато на молодой царице Паттене — и разноцветные бусы, и высокий венчик, сияющий бронзовыми украшениями, и сарматские золотые подвески у висков, и большие позолоченные бляхи на поясе и косах. Только всё это мало что добавляет к её стройному стану, красивому смелому лицу и роскошным, до пояса, косам цвета меди. Да, было царю модоков от чего потерять голову! А нож, небольшой нож в кожаном чехле, вонзившийся в его сердце, и сейчас висит на расшитом и изукрашенном бахромой поясе царицы.

Перед царём стоял со склонённой головой молодой эрзянин.

— Так, значит, ты в моём царстве передавал людям приказы царя росов и его колдуна? Знаешь ли, что за это положено?

— Боги меня покарают сильнее, чем ты, великий владыка. — Юноша вдруг вскинул голову. — Ты царь, тебе война привычна. А нам...

— Рабские души! — Глаза Тюштеня полыхнули гневом. — Так вы готовы покориться любому сарматскому царьку, лишь бы не было войны?

— Он не хочет, чтобы ему покорялись. К нам он идёт с добром и миром. Я всё время оглядывался назад, но не видел дыма от пожаров.

— Значит, он хочет забраться без боя в самое сердце нашего царства!

— Ты зря не веришь Ардагасту, сынок, — вмешалась царица-мать. — Я помню гагатовый амулет. Твой дед его кому попало не даст.

— Мой дед что угодно сделает, лишь бы не тронули его царство. А царя росов Сауаспа мы с тобой, мама, знаем. Если Убийца Родичей такой же, как его дядя, значит, от росов можно ждать всего. Поэтому я с дружиной сегодня же пойду навстречу росам. Защищать город остаётся Сезган.

Один из воевод поклонился.

— Только не нападай на росов первым, хорошо? Зачем нам ещё один враг? — сказала Паштеня и тихо добавила: — Про меня ведь ты не скажешь, что я готова ему покориться?

— Если покоришься — я ему не завидую, — с усмешкой сказал Тюштень. И громко произнёс: — На большом молении я не смогу быть. Стоит ли его отменять?

Вардай, старейшина стольного града, покачал головой:

— Не стоит. В этот час помощь богов очень нужна нам. Если росы нам враги, трудно будет устоять против их Солнечной Чаши. Но если нет — грех будет искать с ними войны. Грех перед Шипазом!

— Вот видишь, ты ничего наверняка не знаешь, — ухмыльнулся мариец Эпанай. — Потому что ты только старейшина и выборный жрец. А я — колдун, с самими богами говорить умею.

Седеющие тёмные волосы обрамляли хитрое скуластое лицо Эпаная. На его поясе висели отлитые из чёрной меди уточки — знак Кереметя. Такие же уточки были вышиты чёрным на его белой рубахе, поверх которой был надет чёрный балахон. У Вардая, величавого седого старика, на поясе висели уточки из белого металла — знак Чам-паза, а на груди — древний бронзовый оберег: пять круглых блях, расположенных крестом, и на каждом — свернувшаяся клубком львица. Старейшина смерил колдуна презрительным взглядом:

— Ты много чего умел и умеешь, Эпанай. Сначала — воровать у себя в селе, где тебя чуть на кол не посадили за конокрадство. Потом — разбойничать с целой шайкой. Потом, когда из-за раны не смог воевать, выучился колдовству.

— Я не сам стал колдуном, меня керемети позвали. У моей души мясо с костей снимали, кости разбирали, в семи котлах варили. Тело моё чуть совсем не умерло. Потом душу снова собрали, семидесяти семи чародействам научили, обратно в тело вернули.

— К бесам твоя душа и уйдёт после смерти. Этому меня не керемети учили, а дед мой — потомок скифских жрецов Неба и Солнца. Силён бесовский зов, но человек может ему не поддаться. И должен.

— Человек? — Глаза Эпаная превратились в щёлки, ухмылка скривила рот. — А что такое человек? Чам-паз парился на небе в бане, вспотел, утёрся тряпкой и бросил её на землю. А Кереметь подобрал и обтёр человека, которого сам слепил из глины, песка и земли. Зачем твои светлые боги тому, кто родился от грязи и тряпки? Они далеко, на небе. А землю создал Кереметь. Нырнул чёрным гоголем на дно моря, вынес комок грязи, что сама собой росла...