Читать книгу - "Тьма императора - Анна Шнайдер"

У Арена было ощущение, что София переломала ему все кости своими эмоциями. В какой-то момент он понял, что не может различить, где она, а где он сам. Такого с ним вообще никогда не случалось. Удивительно.

И огнем он тоже раньше непроизвольно не вспыхивал. Но в то мгновение, целуя Софию и чувствуя от нее поток совершенно невероятных эмоций, которые будто бы проникали ему под кожу, сжимали тугим обручем грудь и сердце, текли по венам огненной кровью — в то мгновение Арену было настолько хорошо, что он казался сам себе огромным солнцем, сияющей звездой, которая горела, но все никак не могла сгореть.

Нет уж, теперь он никогда не откажется от Софии. Что бы ни случилось.

Гроза шла всю ночь, волнуя душу, и Арен, вторя природе, тоже не спал, а все стоял у окна. Смотрел, как беззвездная ненастная ночь сменяется неярким рассветом, и тучи постепенно уходят, обнажая беззащитное небо.

Несколько раз он подходил к камину, испытывая отчаянное желание нырнуть в огонь, а через минуту выйти в комнате Софии. Зацеловать ее, заласкать, уговорить… и остаться до утра, нежась в лучах ее искренней любви. Арен и сам до конца не мог понять, почему не делает этого. В чем дело? Она почти сдалась сегодня у озера, даже в любви ему призналась. Почему он не решился настаивать? Почему прервал свидание и ушел после?

Император не знал. Но ему показалось, если он не уйдет — и если вернется этой ночью, — то София потеряет что-то важное, частичку своего света, уважение и к нему, и к себе.

Нет. Все будет, конечно, будет. Но не так. Иначе. И, проснувшись однажды утром в его объятиях, она не станет жалеть о случившемся.

* * *

Уснуть София даже не пыталась. Всю ночь она сидела возле окна и смотрела на то, как потоки воды омывают стекло с другой стороны. Вот бы любовь можно было так же просто смыть за ненадобностью с сердца.

София постоянно оборачивалась и косилась на камин — ей то и дело казалось, что огонь в нем сейчас вспыхнет, и оттуда выйдет император. Но огонь горел медленно и спокойно, явно не разделяя ее переживаний, и ближе к трем часам ночи София перестала ждать Арена.

Арен. Она все чаще называла императора так мысленно, а пару раз даже шепотом произносила это имя вслух, ужасно стыдясь своего глупого поступка. Но больше не одергивала себя. Нет, София не сдалась и сдаваться не собиралась. Она просто позволила себе эту маленькую поблажку, надеясь, что так ее сердце перестанет сжиматься от тоски и отчаяния.

Что, что он делает? Зачем все настолько запутывать? Что он будет делать потом со своей женой, с Софией, с детьми? Он же загоняет в тупик сам себя, и потом окажется хуже, чем сейчас.

Нельзя так. Нельзя! «Можно». София краснела, вспоминая поцелуй под дождем и свое поведение. Она ведь сама прижималась, сама гладила по плечам и волосам, сама раскрывала губы, стремясь быть ближе. О, Защитница! Это были не те целомудренные поцелуи, которыми она обменивалась со своим институтским ухажером. Это был поцелуй любовников. Волнующий и страстный поцелуй, такой же первый, как и остальные ее чувства к императору.

Теперь Арен не остановится, сделает все, чтобы София покорилась его воле. Впрочем, он и раньше не собирался останавливаться, лишь она наивно верила, что сможет его остановить.

*** В шесть утра император принял ледяной душ, чтобы немного взбодриться — после бессонной ночи хотелось отменить к демонам все совещания и полдня проспать.

Зря он так и не лег, мог же усыпить себя ментально, это не сложно. Но спать не хотелось, вот он и не стал ложиться. Теперь-то хотелось, но… было поздно.

Слава Защитнику, Виктория не явилась ни посреди ночи, ни утром, и Арен спокойно поработал в кабинете, а затем, заскочив к жене, перенес их обоих в детскую, чтобы разбудить детей. Виктории было грустно, она дулась и молчала. Арена это полностью устраивало, не хватало еще и с женой поссориться этим прекрасным утром, когда так хочется спать. А император был уверен — если Виктория скажет хоть слово, они точно поссорятся. Так было раньше и так будет всегда.

После завтрака жена ушла в оранжерею, а Арен вместе с Агатой и Александром стали ждать Софию, рассматривая большую книгу про животных. Некоторых — не слишком крупных, конечно, — император создавал иллюзорно, и они носились по детской, будто живые.

София вошла в комнату, когда посередине ковра сидела созданная Ареном черная пантера и вылизывала себе хвост. Маленькая аньян, увидев дикую кошку, застыла на пороге, с удивлением ее разглядывая.

Страшно Софии почему-то не было. — Я думал, ты испугаешься, Софи, — сказал Арен, развеивая иллюзию, после того как девушка поздоровалась с ним и обняла детей.

— Я сразу поняла, что это иллюзия, ваше величество, — ответила она чуть хрипло. — Ну откуда в детской взяться пантере? Эмоции Софии были теплыми, нежными, хоть и смущенными, но вот хриплый голос Арену совершенно не понравился.

— Ты простыла? Она покраснела, и смущение усилилось. — Нет. Я… просто немного не выспалась, ваше величество. Но не переживайте, я справлюсь, — ответила София, полыхая щеками, и Арену захотелось улыбнуться.

Значит, не спала, как и он. И чему он, спрашивается, рад? Ей сегодня весь день с детьми сидеть. — Если почувствуешь, что не выдерживаешь, сообщи. Что-нибудь придумаем. Она кивнула, отводя взгляд.

— Не беспокойтесь, все будет в порядке. София облизнула губы, и Арен одновременно со вспышкой желания — чьего? Его или ее? — ощутил, что она хочет пить и есть. — Позавтракай, — сказал император строго и обратился к Агате с Александром: — Дети, задание вам: покормить Софи. В основном тебе, Алекс, Агата скоро отправится на учебу. Понял?

— Да, — важно кивнул сын. — Поколмлю. Софи, не завтлакать — нельзя! Это как чистить зубы по утлам. Надо, и все тут! София и Агата засмеялись.

— Умница, — произнес Арен и погладил своего мальчика по голове. — Проследи, чтобы Софи все сделала правильно. А я побежал. — Пока, пап, — хором попрощались с ним дети, и Арен, погасив в себе порыв прикоснуться к Софии, пошел к камину.

***

Пока Агата занималась с учителем, Александр тоже занимался, но не с Софией, а ею самой — выполняя указание отца, кормил свою аньян. Причем в прямом смысле кормил — с ложки. — Давай поиглаем, — заявил он, когда слуги принесли для нее завтрак. — Я буду большой, а ты маленькая. И я буду тебя колмить.