Читать книгу - "Обретение мудрости - Дэйв Дункан"

— Вероятно, он жалеет только о том, что не оставил достаточно денег, чтобы расплатиться с тобой, — сказал Уолли. — Тогда бы ты ничего не знал. Его погубила жадность.

— Я хотел, милорд, — грустно сказал Катанджи, — пока не увидел жемчуг. — Он протянул руку и поднял сверкающие бусы. — Я не мог удержаться. Я купил их за двадцать — а они стоят по крайней мере две сотни.

Нет, он ни о чем не жалел.

— С этого момента, — сказал Ннанджи, — ты никуда больше не пойдешь без моего разрешения! Ясно? — Его брат угрюмо кивнул, а Брота с мрачным видом смотрела в сторону горизонта. — Исполнять роль раба почетно, когда это делается ради помощи богам, но не ради денег! А теперь — сколько ты мог бы получить за… это? — Он вытащил золотую брошь с изумрудами.

— Семьдесят, или около того, — осторожно предположил Катанджи.

Ннанджи протянул ему брошь.

— Тогда возьми ее, продай и верни долг. Остальное можешь оставить себе.

У Катанджи заблестели глаза.

Ннанджи с сомнением взглянул на остальную часть сокровища, молча ища поддержки со стороны Уолли, а потом Хонакуры, но понял, что они предоставляют ему решать самому.

— Чье это?

— Мое! — Однако в голосе Катанджи не хватало убедительности.

— Нет! — Даже сидя на палубе, Ннанджи мог смотреть на него сверху, словно цапля на рыбу. — Как Первый, ты не можешь ничем владеть. И даже если бы ты был Вторым, это не может принадлежать тебе. Если бы я поручил тебе ухаживать за моей коровой, и она бы отелилась, теленок все равно принадлежал бы мне. Таков закон.

Он посмотрел на жреца, который, усмехнувшись, кивнул.

Несколько мгновений он задумчиво хмурился, пока остальные ждали его решения, а корабль скользил в свете утреннего солнца.

— Я думаю, эти драгоценности осквернены, — сказал Ннанджи. — Их следует отдать Богине в ближайшем храме.

Катанджи и Брота обменялись недовольными взглядами.

— Погоди минуту, — сказала Брота со своего трона, словно алый Будда, готовый изречь проповедь. — Шонсу, ты видел, как Катанджи фехтует. Какой из него, по-твоему, получится воин?

— Мертвый.

Она кивнула.

— Ннанджи, ты тоже это знаешь. У мальчика нет будущего в твоей профессии, но он — прирожденный торговец, каким был мой старший, Томиярро, может быть, даже лучше. У него хорошо бы пошли дела на Реке, даже если он никогда больше не получит новых меток.

— Он не такой плохой, как кажется, — сказал Уолли. — Он просто притворяется.

Ннанджи подозрительно взглянул на Катанджи, лицо которого было лишено какого-либо выражения.

— Но, — добавил Уолли, — он никогда не станет Третьим, если хочет прожить долго. Ннанджи, — мягко сказал он, — госпожа права.

— Пусть он принесет мне присягу, — предложила Брота, — и станет водяной крысой. Это его призвание. Когда-нибудь он сможет жениться на девушке из торгового клана, и у них будет свой собственный корабль. Это лучше, чем быть мертвым, не так ли? — Она по-матерински улыбнулась Катанджи — похоже, вполне искренне.

Ннанджи покраснел.

— Воин нанимается в торговцы?

— Будь любезен, объясни, что в этом плохого? — спросила Тана голосом, источавшим сладость отравленного меда. — Мама и я очень хотели бы знать.

Наступила тишина; Ннанджи напряженно разглядывал драгоценности и шея его покраснела так же, как и его щеки. Он только что собственным языком выкопал себе могилу, решил Уолли, и с интересом стал ждать, сумеет ли он из нее выбраться.

— Ты в самом деле этого хочешь, подопечный? Стать водяной крысой? Торговцем?

Катанджи поколебался.

— Думаю, я был бы лучшим торговцем, чем воином, Нандж, — тихо сказал он. — Но я хочу остаться с тобой — по крайней мере, на несколько лет.

— Что ж, если ты в самом деле станешь водяной крысой, полагаю, у тебя будет такая возможность, — нехотя сказал Ннанджи.

— Но моя честь, наставник? — у Катанджи были очень большие и очень невинные глаза.

Ннанджи яростно посмотрел на него. Потом, тщательно подбирая слова, сказал:

— Воин гарнизона или свободный меченосец не может заниматься торговлей, так как это отвлекает его от его обязанностей. Однако у водяной крысы есть обязательства перед своим кораблем, так что торговля для него допустима. Это ясно?

Катанджи вздохнул.

— Это очень умно! — Потом он снова взглянул на брата. — Но что скажет тетя Груза?

Снова наступила тишина… звук, словно шум выходящего пара… затем Ннанджи наконец расхохотался, и Катанджи присоединился к нему; они вместе покатывались со смеху над какой-то семейной шуткой, которая остальным была неизвестна. В озадаченном молчании все смотрели на них.

Ннанджи не мог говорить. Он колотил кулаками по палубе. Он несколько раз утирал слезы и пытался что-то сказать… затем снова встречался взглядом с братом, и их снова охватывал приступ истерического смеха. Кем бы ни была тетя Груза, ее имя обладало магической силой.

Для Уолли это было трогательным напоминанием о том, что два брата вместе провели детство — и при том не очень давно. Он пытался идти в бой с очень юными помощниками. И, несмотря на их очевидные различия, братья в действительности очень гордились друг другом.

Наконец припадок закончился, и Ннанджи вновь обрел контроль над собой.

— Ладно, малыш, — сказал он. — Можешь оставить все себе… кроме этого.

— Он протянул руку и поднял жемчужную нитку, которая извивалась в его пальцах, словно пойманный солнечный луч. — Госпожа Брота, не могла бы ты запечатать все остальное в мешочек и положить в безопасное место? Если со мной что-то случится, все это будет принадлежать Катанджи.

— Конечно, адепт, — сказала Брота.

Ннанджи некоторое время разглядывал жемчуг.

— А эти жемчужины… они самые прекрасные из всех, и они честные — благодаря им всплыла вся эта история. Так что я оставлю их на виду, как напоминание нам, чтобы мы были честными. Но их красота померкнет по сравнению с другой красотой.

Он поднялся, повесил бусы на шею Таны и быстро ушел.

Тана задохнулась от изумления и подняла руку: двести золотых? Она посмотрела на мать, потом на Уолли. Потом вскочила и побежала за Ннанджи.

— Вот дерьмо! — с нескрываемым отвращением тихо пробормотал Катанджи.

— Вероятно, ты хочешь присутствовать при опечатывании, молодой человек? — спросил Уолли. Хонакура понял намек и увел Катанджи вместе с его сокровищем. Томияно последовал за ними, оставив на палубе лишь Уолли и Броту.

— Думаю, все будет в порядке, — сказал Уолли.

Брота молча смотрела на него.

— Ты благородный человек, милорд. Лишь немногие, какого бы ранга они ни были, отказались бы от того, что им предлагают.