Читать книгу - "Центурион Траяна - Александр Старшинов"

Лето 855 года[162] от основания Рима. Долина реки Апа-Грэдиштя[163]

Римляне издалека увидели башни на вершине холма, там, где долина внезапно сужалась, и горы торопились захлопнуть дверь перед пришельцами. Нетрудно было догадаться, где именно находятся укрепления и где даки будут поджидать врага, – именно там, где в небо над покрытыми лесом горами поднимался столб дыма. Конные разведчики, посланные вперед, сообщили, что горит поселок на левом берегу реки у подножия холма, и, судя по всему, все жители ушли в крепость, стоящую на вершине. Всадники заметили еще несколько сторожевых башен непосредственно у реки, но соваться дальше не стали.

Лаберий Максим срочно призвал к себе разведчиков – весь контуберний Куки.

– Ну и… – проговорил он с угрозой, указывая на холм. – Что это? Наблюдательная башня?

– Крепость, – не моргнув глазом, отвечал Кука. – Но, раз есть крепость, значит, есть и дорога, ведущая к Сармизегетузе.

– Мы будем штурмовать эти склоны до самой зимы, – обреченно произнес Лаберий Максим.

Адриан молчал – глядя на эти твердыни, застывшие на утесах, не оставалось сомнения, что рассказ Проба о наблюдательных башнях был наглым обманом. И еще как-то нехорошо кольнуло в груди, когда в памяти всплыли настойчивые просьбы Проба о личной встрече с императором. Парень обмолвился, что на том берегу его прозвали Драчуном… Нет, недаром парень так рвался назад и пытался настоять на встрече с императором, готов был показать дорогу к столице. Почему Адриан не уступил тем упорным мольбам? Хотел отомстить Траяну, заставить императора как можно дольше блуждать в незнакомых горах?.. Или какая-то лживая нотка послышалась в голосе Проба? И, сам не отдавая себя отчета, почему он так говорит, Адриан сказал «нет». Как бы то ни было, Траян был спасен. Возможно, Проб, не выполнивший поручение Децебала, решил удрать в ту ночь, когда люди Квиета его убили.

Но кто бы ни убил этого человека – нумидийцы или Кука – убийца сослужил римлянам хорошую службу. Иногда ты и сам не знаешь, что именно в этот миг Судьба оберегает тебя от смертельной опасности.

– Что будем делать? – спросил Лаберий Максим у Адриана.

– Штурмовать крепость, иного выхода у нас нет, – ответил тот, оставив при себе все проклятия в адрес Проба и коварного Децебала.

* * *

Пожар в поселке был потушен без участия римлян: внезапно хлынувший дождь залил огонь, так что, когда Кука и его контуберний добрались до поселения, над остовами домов поднимались лишь слабые струйки дыма.

– Что нам здесь делать? – бурчал Кука, оглядывая внутренности неказистого дома. – Собирать старые корзинки да битые горшки?

Небольшой дом из двух комнат, в который они зашли, пожар не тронул, но брать здесь в самом деле было почти нечего. На глиняном полу натрушено было сена да валялись показавшиеся ненужными хозяевам вещи – обрывки веревок, клочья шерсти, черепки. Осталась и мебель: скамьи и деревянный стол – на белых его досках бурым (уж не кровью ли) были выведены две буквы – DM. Богам мертвых… Да уж, кто-то, обитавший здесь, писал на латыни. С другой стороны, у даков своего письма нет, так что пользоваться они могут лишь заемным. Первая комната от второй отделялась кожаной занавеской. Ее хотели снять, но почему-то передумали, и сейчас она висела, скособочившись, на одном гвозде.

Приск заглянул во вторую каморку. На узкой деревянной кровати, застланной облезлой овечьей шкурой, сидел старик. Он сидел прямо, не шелохнувшись, будто изваянный из дерева, и смотрел прямо перед собой. Его большие темные руки с узловатыми пальцами были сложены на коленях. Одет он был в грязно-серую ветхую рубаху и еще более ветхие штаны. Его профиль на фоне голубого оконного проема читался темной чеканкой – высокий лоб, нос с аккуратной горбинкой, выпуклые под полуприкрытыми веками глаза. Длинные белые волосы стекали на плечи и мешались с такой же длинной желто-серой бородой.

«Сколько же ему лет? – подумал Приск, разглядывая сидевшего. – Восемьдесят? Девяносто?»

– Казина, – сказал старик, не поворачивая головы, – это ты, разбойник? Мать тебе еще не оторвала голову? Зачем ты стащил мое серебро! Или забыл, что говорилось тебе: это кубок моего деда, самого архонта из Ольвии! Сколько ж раз тебе талдычить, чтоб ты его не брал?!

Старик говорил на греческом.

– Хайре![164]– сказал Приск и подошел ближе.

Старик чуть-чуть дернулся, но не повернул головы.

– Хайре, – послышалось в ответ.

В спутанной бороде мелькнули желтые редкие зубы.

– Ты давно здесь живешь? – продолжал Приск на греческом.

– Я здесь родился, – отвечал старик.

– И как же тебя звать?

– Эпикрат, сын Александра.

«Эпикрат?» Приск где-то слышал не так давно это имя. Только где? Ну да, там, в таверне, сероглазый парень в толстом плаще. Полугрек, полудак. Его называли Эпикратом. Внук старика?

Кто знает… Судьба, она обожает хитрые шутки.

Фламма заглянул в комнатенку, шагнул было внутрь, но отскочил, сморщился. И было отчего – от старика пахло. Не только от грязной одежды, но от еще более грязной кровати несло мочой.

– Где все остальные? – продолжал Приск на греческом и погрозил Фламме кулаком.