Читать книгу - "Империя "попаданца". "Победой прославлено имя твое!" - Герман Романов"

Одних дезертиров из Петергофа уже человек триста пришли. С ними разбирались быстро – солдат и драгун гарнизонных, личность которых установить легче легкого (их однополчан у него в армии было уже пруд пруди), распределяли по ротам. А «казачков засланных», гвардейцев, солдатами переодетых, под караул крепкий брали, и их с пристрастием ребятки Девиера уже опрашивали.

Гвардейцам доверия никакого не было, и всех перебежчиков тут же под охрану воронежцев отсылали. Таяло воинство Катькино, на глазах таяло, как снег жарким летом. Чего ж со вступлением спешить?

Петр ушел к себе в палатку и завалился спать на мягкий тюфяк. Силы закончились от всех ночных волнений, и он настрого предупредил свитских, что разбудить его только тогда, когда мятежники для сдачи с повинной к его войскам выйдут…

Проснулся сам от нудного жужжания мух, и как только эти твари в палатку к нему просочились. Судя по тени на пологе, за вторую половину день перевалил, а так как его не разбудили, то к бою решающему мятежники не приступили. Петр смачно выругался – ну что ж, через пару часов он весь Петергоф раком поставит…

Разозленный Петр вылез из палатки – снаружи сообразили, что император проснулся, и полог отдернули. Еще не протерев глаза, просигналил – мыться давайте.

Скинул рубашку, нагнулся – на шею потекла теплая, нагретая солнцем вода из серебряного кувшина. Умылся, взревел мамонтом, упал на травку и начал отжиматься. Тело уже привыкло к постоянным нагрузкам – если в первый день всего десятку отжимов еле делал, то сейчас вдвое больше, и без запредельных усилий.

Выпил махом поднесенный Нарциссом бокал свежего клубничного сока, закурил поданную папиросу, пыхнул дымком первую, самую вкусную затяжку – на душеньке сразу хорошо стало. И огляделся кругом, воинство свое проверить решил…

Представшая перед ним картина вызвала живейший интерес – у дороги, в пыли, на жгучем солнцепеке, покорно стояли на коленях пара десятков человек с обнаженными головами.

«А мундиры-то у них какие знатные – зеленые, красные, синие – все золотым и серебряным шитьем разукрашены. Видать, вся их мятежная банда полным скопом передо мной тут собралась, прощение себе вымаливая. Скажут мне – царь батюшка дорогой, повинную голову меч не сечет. Меч, может быть, и не сечет, но я-то вас, собаки, с топором и петлею сейчас смогу очень близко познакомить!»

Петр брезгливо сплюнул и медленным, очень медленным шагом спустился с пригорка, подошел к коленопреклоненному народу, остановился перед ними и презрительно бросил:

– С чем пришли ко мне, скверноподданные? И что вымаливать будете сегодня, ведь три дня назад вы меня выродком голштинским называть изволили смело. Ну и где сейчас ваша храбрость бесподобная? А про совесть не спрашиваю – ее у вас нет, а паче и гордости. С чем ко мне пожаловали?

Петр чуть похлопал по лысине старика в красном мундире с позументами и отошел в сторону.

Тот поднял на него заплаканное морщинистое лицо, подполз к царю на коленях и заканючил:

– Помилуй, государь! Бес попутал. С повинной к тебе пришли…

– Встань, да имя свое людям скажи, да в очи их честные своими воровскими глазами глянь. – Петр рывком поднял старика, ухватив хорошо за отвороты мундира.

Но тот подогнул ноги, и он поневоле опустил его. Старик тут же припал к его пыльным ботфортам, обхватил их обеими руками. И хотел было старик продолжать мольбы, но Петр звонко щелкнул его по лысине и рявкнул:

– Заткнись, а то на первом же суку повиснешь!

Старый сенатор, видно по красному мундиру, тут же затих, а Петр, раздираемый гневом, приказал:

– Все военные, кто на службе состоял и присягу мне воинскую давал, на левую сторону отойти немедля!

С десяток зеленых и синих мундиров поднялись с колен, отошли в сторону и понуро склонили повинные головы. Петр отпихнул плачущего сенатора в сторону и подошел к самому старому, полностью седому, небольшого росточка, генералу.

– Ты мятежниками командовал?!

– Я, государь! – тот бросил с каким-то вызовом, а в глазах стояла такая безысходная тоска, что Петр внутренне содрогнулся. Смерть побелила лицо прямо на глазах, за какие-то несколько секунд.

– Что по артикулу воинскому за мятеж против императора предусмотрено? И что же с изменниками сделать, кои с оружием в руках присягу, перед Господом нашим данную, презлостно нарушили и на монарха злоумышляли? Как их назвать теперь?

– Смерть положена! А название им всем одно – иуды! – Генерал вскинул голову, в глазах отчаяние, желание погибнуть.

– Эх ты, генерал Суворов! Сын твой славу великую России принесет, а ты изменником и подлецом сегодня помрешь. Так, вояки, – Петр сплюнул под ноги, – кто жить хочет, тот туда иди и на колени падай. А если кто останется стоять – тех за рощу отвести, к деревьям привязать, на глаза повязку наложить и из пяти фузей по каждому залп дать.

Однако, к его искреннему удивлению, только один встал на колени и отполз в толпу, а остальные продолжали стоять, мрачно смотря на землю.

– Никак помереть собрались, господа? Почему?

– Умей воровать, умей и ответ держать. Так говорят, ваше величество? – ответил моложавый офицер в преображенском мундире и улыбнулся. – У нас всех просьба, государь. Поступили мы подло, позволь хоть честно умереть. Прикажи не привязывать и повязку не накладывать. Дозволь смерти в глаза взглянуть и хоть позор немного искупить.

– Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. То верно. Но и на коленях прощения можно не вымолить. Возьму и казню всех…

– Да не тряситесь вы, овцы, – с нескрываемым презрением бросил в коленопреклоненную толпу Суворов, – государь наш так шутит!

– С чего ты взял, что я в шутки здесь играю? – удивился Петр.

– Лев падалью не питается, – после короткой паузы ответил генерал, – а вы, государь, со шпагой в руках в атаки ходили. Простите меня, старого, я еще деду вашему честно служил. О нет, ваше величество, – он грустно улыбнулся, – я прощения прошу за то, что негодным монархом вас считал. Слава богу, что жестоко ошибся. И потому смерть легко принять мне будет, зная, что император наш своему деду ни в мудрости не уступит, ни в храбрости. Где нам смерть принять, ваше императорское величество? Туда идти, государь?

Петр сглотнул – он мог приказать убить трусливых и подлых гиен, что на коленях дрожали. Но вот таких врагов не мог – именно такие люди нужны всегда, что ошибки свои признают и от расплаты по счетам не увиливают.

– Полковник Рейстер! Там, за рощей всех их расстрелять, одним залпом. Половину роты поставьте. Этим честь им последнюю окажете, от лап профорса спасая. Идите, – Петр подошел к барону, чуть наклонился и еле слышно прошептал прямо в ухо:

– Предупреди всех настрого – стрелять только поверх голов, мне эти храбрецы еще потребуются. О том и им скажешь, но только после выстрелов. Наказание всегда должно быть, пусть даже и символическое…