Читать книгу - "Последняя битва - Роберт Энтони Сальваторе"

— Я боялась за тебя, — призналась ему подруга. — И ятолы, и церковники из Хонсе-Бира не слишком-то жалуют Джеста Ту.

— И это после того, как благодаря мне был раскрыт обман Чезру Дуана! — с деланным сокрушением вздохнул Астамир.

— Как раз поэтому. Что ни говори, именно это нарушило привычный порядок в Бехрене.

— Внешне все вели себя со мной уважительно, хотя и держали на расстоянии, — сказал мистик. — Впрочем, подозреваю, эта вежливость объясняется не столько моим участием в деле свержения Эакима Дуана, сколько тем, что я выступал там в качестве твоего советника.

— На расстоянии? — переспросила Бринн. — От тебя пытались что-то скрыть?

— Пытались, — подтвердил Астамир. — Я, однако, многое вынес из одних только официальных воззваний Де Хаммана. Согласно им, именно лживая политика Эакима Дуана была основной причиной разрушительного и ненужного разлада между церковью Абеля и жрецами-ятолами. Не вызывает сомнений, что нынешнее руководство бехренской церкви на всех уровнях принимает абеликанских монахов как друзей и союзников. Эти новости заставили тогайранку вздрогнуть.

— Ятол Де Хамман зашел даже так далеко, что заявил, будто на самом деле обе церкви поклоняются одному богу, хотя и под разными именами, и имеют одинаковые представления о вечной жизни на небесах, общие для праведников обоих народов.

— Значит, ничего удивительного в их союзе нет. Церковники ничем не отличаются друг от друга по сути, — заметила Бринн.

— Для нашего ордена подобное никогда не было тайной, — сказал мистик.

Бринн усмехнулась и лукаво посмотрела на него.

— Это относится и к самим Джеста Ту?

— Возможно, — ответил он. — Однако тот факт, что нам известно об этом, делает моих собратьев терпимее к тем, кто идет своим, отличным от нас путем.

— Как думаешь, внедрение абеликанских догматов действительно сделает народ Бехрена более просвещенным? — спросила тогайранка. — Или ввергнет их страну в еще больший мрак?

— Так просто на этот вопрос не ответишь.

— Признаться, меня это сильно тревожит. И я боюсь Эйдриана.

— Да, теперь можно без сомнений сказать: солдаты и священники Хонсе-Бира двинулись на юг решительно, быстро и целеустремленно, — согласился Астамир. — И они пришли в Бехрен отнюдь не с целью выручить из беды передравшихся между собой ятолов.

— Это может привести к тому, что они растекутся по пескам до самых наших ног.

— Ну и какой ты сделаешь вывод?

Вопрос мистика застал Бринн врасплох.

— Не знаю, — призналась она. — Мы готовы отразить нападение, если «медведи» на нас нападут, но сама я не склонна развязывать войну в защиту бехренцев против вторжения с севера. В особенности если учесть, что многие в Бехрене ничего не имеют против монахов-абеликанцев.

— Тут есть еще один момент, который вызывает тревогу, — заметил Астамир. — Если дело дойдет до нападения на Тогай, на этот раз враг будет лучше вооружен — в особенности против нашего главного «оружия».

— Дракон боится магии камней.

Тогайранка перевела взгляд на площадку сторожевой башни, с которой свисал хвост Аграделеуса; тот слегка помахивал им из стороны в сторону.

Судя по выражению лица мистика, он не только знал о том, как дракон относится к магии камней, но и считал, что у него есть все основания ее бояться.

Когда стражник развязывал веревки на запястьях Роджера, лицо того исказила гримаса; тем не менее он не отвел взгляда от человека, который вызвал его к себе.

Роджер находился в одном из потайных помещений аббатства Сент-Прешес. Он хорошо знал его, поскольку провел здесь немало часов с аббатом Браумином и магистром Виссенти в те времена, когда они вместе управляли Палмарисом. Ему всегда нравилось бывать в этой уютной комнате с великолепными гобеленами на стенах и огромным камином, перед которым лежал толстый шерстяной ковер и стояли три в высшей степени удобных кресла.

Сейчас, однако, она казалась холодной и неуютной. Трудно сказать почему — то ли из-за присутствия того, кто составлял компанию Роджеру, то ли из-за отсутствия огня в камине.

— Можете идти, — приказал Де'Уннеро стражникам, и те молниеносно испарились.

Роджер остался стоять у двери, потирая нывшие запястья.

Конечно, распухшие запястья были не самой серьезной проблемой. Солдаты, схватившие его, отвели душу, основательно помяв ему бока. Несколько глубоких царапин на груди и животе Роджера без лечения и даже без возможности промыть раны от грязи заживали плохо.

— Я страшно устал от тебя, господин He-Запрешь, — произнес Де'Уннеро, прерывая молчание.

Роджер глянул в сторону, на лежащий на маленьком столике штопор, который аббат Браумин держал здесь на случай встреч с Роджером и Виссенти. Мельком взглянув на монаха, Роджер увидел, что тот отошел к окну и выглянул наружу, не обращая на него внимания.

Роджер сделал незаметный шажок в сторону столика.

— Долго еще мы будем враждовать? — Де'Уннеро оглянулся на Роджера, тут же замершего на месте. — Сколько десятилетий это длится?

— Мне казалось, вражда между нами закончилась много лет назад, — ответил тот. — Когда свергли Маркворта. Но я ошибся.

Монах издал короткий смешок и снова отвернулся к окну.

— Потому что затем ты привел в этот город братьев Покаяния, чем обесчестил себя и заслужил вечное проклятие. — Роджер продвинулся еще немного и схватил наконец штопор. — Не забыл, как Джилсепони с позором выгнала тебя из Палмариса?

Де'Уннеро с окаменевшим лицом медленно повернулся к нему.

— Мы думали, ты сдох, Де'Уннеро. — В голосе Роджера прозвучал откровенный вызов. — Мы надеялись, что ты сдох. Все беды, которые ты принес…

— Беды? — не сулящим ничего доброго тоном прервал его монах. — Это ты и твои жалкие друзья способствовали разложению величайшего в истории человечества ордена. И ведь ты до сих пор даже не понимаешь, какой вред вы причинили! Не понимаешь, что вы лишили людей Хонсе-Бира всякого чувства духовности и понятия хоть о какой-то справедливости!

— А я вот думаю, что именно ты в этом виновен.

— Я говорю истину! — яростно воскликнул Де'Уннеро. — Ты и твои гнусные друзья, начиная с этого идиота Эвелина, способствовали падению церкви Абеля. Когда-то они… — монах взмахнул рукой в сторону окна и улиц Палмариса за ним, — воспринимали нас как посланцев Божьих. Отец-настоятель абеликанской церкви был могущественнее короля во всем, что касалось людских душ. Вы в оголтелом эгоизме разрушили все это. Сначала Эвелин, чтобы покрыть собственное преступление — убийство. Потом его приспешники — Джоджонах, Элбрайн, Джилсепони. А дальше совсем жалкие ничтожества, околдованные уже ими.

— У меня нет ни малейшего желания обсуждать с тобой ход течения войны с демоном-драконом, Де'Уннеро. Как и окончание нашествия розовой чумы — ты ведь наверняка помнишь это незначительное событие? Если веру людей и поколебало падение Маркворта — я-то считаю, что в этом не было ничего удивительного, — то потом она вернулась и стала вдесятеро крепче. И это произошло благодаря тем, кто отправился на гору Аида, где человек, которого ты назвал идиотом, спас смертные тела людей!