Читать книгу - "Швея-чародейка - Ровенна Миллер"

– Разумеется, я буду осторожен. Я буду очень осторожен – например не съем эту штуку целиком.

Кристос оторвал кусочек корки от ближайшего к нему пирога, аппетитный запах бараньего мяса разнесся над столом. Смысл слов моего брата был ясен: я вела себя как мнительная сумасбродка, и его не интересовал спор со мной. Мое мнение о Лиге рабочих не являлось чем-то новым, и я сама признавала, что некоторые мои страхи выглядели излишне реакционными. Но слово «требования» дало мне еще один повод для тревоги.

Продолжать разговор не имело смысла – он уже сам все решил, что бы я сейчас ни сказала.

– Ну ладно, садись и давай тарелку.

Кристос разделил мясной пирог пополам.

– Я бы хотел, чтобы ты подходила к делу с большим энтузиазмом, – сказал он, пережевывая пищу. – Хотя бы по отношению к этому пирогу.

Не важно, как часто Кристос восхвалял достоинства реформ экономической системы и как сильно тревожился о том, что знать по-прежнему представляет рабочий класс в правительстве. Меня это мало заботило. Нашу жизнь не могли изменить никакие реформы. Я по-прежнему буду шить одежду, а он работать на складах или в строительных бригадах. Если ситуация в городе примет опасный поворот, единственным изменением, как мне казалось, станет массовое бегство богатых патронов и мелких дворян – моих лучших клиентов.

Я умехнулась.

– Ты никогда не догадаешься, кто приходил сегодня в магазин.

– Даю слово, не догадаюсь, – ответил он.

Я проигнорировала его безразличие.

– Горничная одной известной леди…

– Опять? Еще одна богатая особа? Софи, как же я хочу, чтобы ты использовала свои таланты для большего… Для более достойной работы!

Я закрыла рот. Ну да, Кристос не станет радоваться моим успехам. Даже если заработанные деньги леди Сноумонт пойдут на отоплениие нашего дома этой зимой. Брата оскорбляло само сушествование знати. Пусть я приводила стопроцентные аргументы, это ничего не меняло. Хотя в реальности по-прежнему требовались деньги на еду и дрова.

Игнорируя Кристоса, я откусила кусок пирога. Брат смотрел в свою тарелку, на его лице застыло выражение раскаяния.

– Не хотел кричать. Извини.

– Все нормально, – ответила я. – Пора бы мне перестать думать, что моя работа способна тебя заинтересовать.

– На самом деле… Я надеялся, что ты поможешь мне.

Я заставила себя говорить более дружелюбно.

– Тебе потребовались любовные чары? Появилась девушка, которая не говорит с тобой, и ты решил приворожить ее? Ну-ка, расскажи мне о ней.

– Нет, в этом мне помощь не нужна, – ответил он, разминая плечи, а я закатила глаза. – На следующей неделе мы митингуем на Площади фонтанов. – Его голос зазвучал серьезно. – На демонстрацию придут сто человек. Возможно, больше.

– Сто человек?

Встречи Кристоса всегда отличались малым количеством людей: несколько человек в трактире после работы или полдюжины парней позади церкви воскресным утром, где они раздавали памфлеты.

– Но ведь солдаты… Кристос!

– Что солдаты? Мы будем не бунтовать, а читать лекции. Люди придут послушать нас – послушать, чтобы потом присоединиться. Считай это праздником наших достижений или публичным лекторием. Если тебе так больше нравится, это вообще не демонстрация.

– Ты говорил, что тебе нужна моя помощь, – напомнила я с нараставшей тревогой.

Я не хотела участвовать в рабочем протесте, поскольку не хотела потерять своих клиентов из высшего сословия. Ведь благодаря им, а не заботами Кристоса я могла сытно есть и жить под крышей, пусть она иногда и протекала.

– Не будет никаких проблем, – торопливо ответил он. Слишком торопливо. – Но солдаты могут… вмешаться. И если они это сделают, то некоторые парни получат болячки.

– Возможно, эта идея не так уж хороша, – прокомментировала я.

– Нет, она прекрасна. Просто чудесна. Вероятность каких-либо неприятностей крайне мала, но я надеюсь, что ты сделаешь нам несколько зачарованных шапок. – Он перешел на громкий шепот, затем одарил меня своей лучшей улыбкой и вывалил в тарелку последний кусок пирога с остатками корки. – Какая вкуснотища! Это не совсем мамина пилла или пирог со шпинатом… И почему ты не печешь, как она?

Я нахмурилась, подумав о рыхлом пироге со шпинатом, который, по словам нашей матери, был фирменным пеллианским блюдом. Мы не ели его уже много лет.

– Значит, шапки. – Я поджала губы. – Какие именно шапки?

– Я уже все продумал! – Он похлопал себя по голове в шутливом жесте. – Итак, шапки. Мы договорились носить красные шерстяные колпаки древнего пеллианского покроя. На прошлой неделе в университете состоялась лекция о ранней пеллианской демократии.Ты знала, что наши сородичи имели демократическую форму правления?

Я покачала головой, меня не взволновало бы даже известие о том, что наша родина однажды управлялась попугаями. Изучение истории не интересовало меня так, как Кристоса, который между тем продолжил вещать:

– Когда наши предки избирали правительство или участвовали в публичных дебатах, они надевали особые шапочки.

– Красные шерстяные колпаки.

– У меня есть набросок.

– Ну, уж конечно. – Я посмотрела на листок. – Выглядит нелепо. Тебе не кажется, что горожане, которые пропустили эту чудную лекцию, подумают, что вы носите фаллосы на голове?

– Тогда они начнут нас расспрашивать, и мы объясним, что означают наши шапки.

– А что сами пеллианцы в вашей Лиге думают об этом? – спросила я, вспомнив о том, что говорила мне Эмми. Использование древнего мотива? Привлечет ли это больше галатианцев в пеллианский квартал?

– Софи, мы и есть пеллианцы, – со смехом сказал Кристос.

– Я имела в виду людей в пеллианском квартале. Тех, кто приехал из Пеллии и говорит на их языке.

– Нико был на той лекции. Он сказал, что это хорошая идея. И все так подумают.

Я снова посмотрела на нелепый рисунок, задумавшись, может ли Кристос управлять этими «всеми» и их мнением.

– Лига считает, – сказал брат, – что это объединит всех рабочих, точнее, по всей Галатии. Никого не должно заботить, пеллиане ли они, провинциалы или потомственные горожане.

– «Не должно» и «не будет» – две большие разницы, – сказала я, покачав головой.

– Для нас это не вопрос, – торжественно ответил Кристос. – Лига всех уравнивает. Не существует никакой разницы между теми, кто родился в южных или горных провинциях, и теми, кто родился в городе или был принят Галатией. Это искусственное деление поощряется знатью и направлено на то, чтобы удерживать нас от объединения.

Почему искуственное, удивилась я, если многие пеллианцы предпочитают жить в своих общинах, а провинциалы говорят на разных диалектах галатианского языка? Обычаи юго-восточных провинций, расположенных в сотнях миль отсюда, считаются чуждыми для городских галатианцев и вполне нормальными для пеллианцев.