Читать книгу - "Макабр. Война на восходе - Мила Нокс"

Кобзарь поднимался все выше и выше, дзинькая бубенцами на шляпе. Сердце в груди Теодора быстро колотилось, кровь шумела в ушах, и он слышал лишь это позвякивание, которое теперь отдавало тревогой.

— Однажды был создан мир. Никто не ведает, как. Говорят, началом начал была Истина. Она же будет и концом конца, кстати. Но вот что это такое — слово, мысль или звук — никто не знает. Боюсь, в этом мире нет ни единого существа, которое могло бы с уверенностью сообщить: я видел Истину.

Ее нельзя ни увидеть, ни понять.

Ибо человеку это недоступно.

Истина — то, откуда или по чьей воле произошел мир. И одним из первых существ мира была… как думаешь, кто?

Кобзарь был уже на самой вершине. Он развернулся, бирюльки на его шляпе станцевали лихой твист и зацокали друг о друга. Кобзарь уже не улыбался, его глаза были светлы и холодны.

Он уселся в кресло, закинул ногу на ногу и положил руки на подлокотники.

— Первым существом в мире была Смерть.

Кобзарь щелкнул пальцами, и на стенах зажглись светильники. Стены закружились, замелькали двери Тронного Зала, и Теодору почудилось, будто Вселенная движется вокруг них двоих, а они стоят в самом сердце мироздания.

— Ты говорил, — хрипло сказал Тео, — что знаешь все, потому что знаешь истину. Значит, вот что имелось в виду?

— Именно! — Кобзарь качнул головой. — Я единственный во всем мире, кто понимает, что это такое. Истина создала огромный мир — тот, в котором ты живешь. И на земле появились люди. Смерть же создала Полночь, свой волшебный мир — темную изнанку солнечного. Здесь бушевал хаос: первыми пришли таинственные существа ночи — в день создания Полуночи появился Черный Кик, потом ураганом пронесся по темным землям Балаур. Смерть даже добыла из камня ветр, и Полночь огласилась чарующими песнями Каликса и Эмпирея.

А еще, с первых мгновений, появившись на свет, Смерть поняла две вещи. Первая: она хочет полюбить мир всем сердцем. Вторая: сердца у нее нет и не будет.

Кобзарь улыбнулся, и от этой улыбки по спине Тео пробежали мурашки.

— Все дело в Великом Законе. «Dura lex, sed lex», — говорили в Риме. Закон суров, но таков закон. Каждое из трех высших существ — Любовь, Война и Смерть — должно было выполнять свою функцию. Цель, с которой они были созданы. Любовь не имеет лица, Война — глаз, а Смерть — сердца. Так они были задуманы, ибо людьми не являлись. Люди же… Мир не белый и не черный, Тео. Мир делится на ночь и день, и люди таковы: они Джокеры, могут быть и врагами, и друзьями. И благодетелями, и убийцами. Это закон Равновесия. Всего в мире поровну: и света, и тьмы.

И вот Смерти была уготована тьма, чтобы это Равновесие поддерживать.

Высший Закон гласил: Смерть должна отнимать человеческие жизни. Таков ее удел. Отныне и во веки веков. И Смерть поняла: ничего с этим не поделаешь.

Теодор глядел на Кобзаря, не веря своим ушам.

— Вторая сказка такова: Смерть погнала ветр и вытесала из ветви Кровавого древа волшебную кобзу, что могла сыграть любую мелодию на свете. Слезы первой из вдов послужили струнами. И теперь Смерть могла веселить себя любой песней. Кроме одной. Знаешь какой, Тео?

— Песни Любви?

— Именно! — Кобзарь щелкнул пальцами. — Ибо Смерти суждено самое тяжкое бремя из всех. Как только я появился на свет, сразу понял: никогда — до самого последнего дня — мне не ощутить любви и не подарить ее другому, Теодор Ливиану. И никто во веки веков не сможет полюбить такого, как я. Ибо кто… — Кобзарь усмехнулся, и в глазах его блеснули слезы, — кто, Теодор…

Голос музыканта охрип, губы содрогнулись от боли. Он отвел взгляд и продолжил шепотом, но все равно Теодор слышал в пустынном зале каждый звук.

— Кто захочет полюбить такого, как я… — Он покачал головой, и бубенцы на шляпе залились плачем. — Этому не бывать, Тео… Никогда. Ибо ни один человек не сможет полюбить саму Смерть. Таково мое бремя. И я несу его тысячи тысяч лет, буду нести всегда. Ибо так сказала Истина. Закон суров, но таков Закон.

Кобзарь закусил губу, глядя на вращающуюся стену.

— Запомни, Тео. Самое страшное существо на свете — не то, которое всех ненавидит. А то, которое страстно желает любви и не может ее получить. Ради этого оно способно на самые безумные поступки. Например, на Макабр.

В тот миг, когда ты подарил мне кроличью кость, нас связали особые узы. Узы дружбы. Я сразу понял, Теодор Ливиану, ты — особенный. Пусть ты ненавидел людей, был угрюм, резок и замкнут, но ты был тот самый темный лес, в глубине которого цвела поляна, скрытая ото всех. Я увидел ее. Сразу. Едва бросил на тебя взгляд. И выбрал тебя — лишенного всего, обреченного на смерть — да, да, Теодор, ты бы вскоре обратился в нелюдимца, и твой отец это знал. Я выбрал тебя участником Макабра.

Тебе нечего было терять.

Я всегда беру тех, кому нечего терять.

И предлагаю им сыграть в Макабр.

Игру, целью которой служит вовсе не посеять зло на земле. Наоборот. Моей целью, Тео, было вернуть Любовь. А это сможет сделать лишь тот человек, который прошел самый долгий путь по стезе любви. Тот, кто из ненавистника стал Последним Влюбленным. И когда ты поделился со мной едой, я подумал: на этот раз все будет как надо.

Теодор ошалело глазел на Кобзаря.

Волшебный Кобзарь — не Глашатай Смерти.

Он и есть Смерть!

— Но как… но почему… я ведь видел своего двойника…

— Этого?

Вдруг Кобзарь улыбнулся, волосы его удлинились и почернели, а одежда из пестрой и яркой стала черной. Перед Теодором сидел он сам, и на этот раз смотрел заинтересованно и ласково.

— Таким я являюсь человеку в последний миг. Ибо я есть в каждом. Ты это верно угадал.

— «Везде и одновременно нигде»?

— Да, именно так. Моей задачей было вовсе не погубить вас. Я предложил вам сделку. И те, кто выдержал испытание, научившись любить, дошли до конца. Другие — нет. Таков мой закон. Я говорил вам, любовь — единственное, что поможет вам на этом пути. Вы оступались, но шли. Да, пришлось приложить силы, чтобы все наладить…

— Вы специально помогли мне тогда! — ахнул Теодор. — Значит, вы поймали игроков тогда в Зале, а потом явились ко мне и заставили их спасать?

— Заставил? — удивился Кобзарь и вернул себе прежний веселенький облик. — Отнюдь нет. Ты сделал выбор сам. Я лишь подтолкнул. Разве это не пошло тебе на пользу? Анна Вангели тоже получила от меня сведения, где найти твою память, и твой отец сделал верный выбор. Он выбрал тебя, Тео. И таким образом спас свою жизнь. Я дал ему второй шанс после того, как ты сбросил его со скалы.

Макабр всегда зверски сложная комбинация, знаешь ли.

Мне требуются годы, десятилетия, чтобы найти верных людей. Ведь я предвижу будущее, но не то, что касается меня: а Макабр как раз касается. Стало быть, я мог лишь предполагать, как все развернется. Много раз избранные изгои, лишенные всего, проигрывали, несмотря на мою помощь. И мне приходилось искать заново. Вновь и вновь. Обычно на это уходило сто лет…