Читать книгу - "Зря ты нанял меня, артефактор! - Антонина Крейн"

— Мокки, кто из нас быстрее доберется до Колокольни Судного Знамени, ты или я? — и, не дожидаясь ответа, сиганул вверх и дальше по кромке здания.

Легкий, быстрый, вполне себе человек — если не считать слишком хищной и самовольной тени, у которой то и дело мерещились лисьи уши. И чересчур плавных движений, гладкой кожи, блестящих глаз, в которые не получалось смотреть долго — зрачки утягивали, как колодцы, и голова начинала кружиться.

Да и вообще: после ритуала Тивлас стал выглядеть еще лучше, чем раньше. С учетом его исходных внешних данных это был повод не для комплиментов, а для опасений: слишком красивые люди — это чаще проблема, чем радость. Как мы его маскировать теперь будем? Не очень-то удобно жить рядом с солнцем: потянутся фанатики, отбивайся от них...

Полчаса назад я уже успела повозмущаться на эту тему, но Тилвас тогда решил, что я просто льщу и лащусь к нему, а Мокки меня обсмеял.

— Не тебе, — фыркнул он, — Джеремия Барк, высказывать такие опасения. Ты даже вся в своих синяках, порезах и после ряда бессонных ночей выглядишь прельстительной наядой, беспутно завлекающей моряков в свои соблазнительные сети. Но я пять лет рядом с тобой как-то выдержал, пусть и чувствую себя иногда каким-то недоразвитым драконенком со слишком остро торчащими косточками. Злым мальчиком, играющим в ножи и рыбьи скелеты на пустынной отмели подводного моря. Подонком с полным ассортиментом грехов и психических отклонений, которые, как черное пятно от огня, расползаются по театральной афише твоей красоты.

Судя по длине и общему колориту фразы, Мокки уже тогда нехило наклюкался.

А сейчас, глядя в спину ускакавшему Талвани, он уверенно сказал:

— Подержи-ка мое вино.

Он всунул бокал Галасе, и, хрустнув пальцами, во весь рост поднялся на шершавой черепице.

Я не стала его останавливать. С крышами Пика Грёз Мокки не то что «на ты», они — его органическое продолжение, свита истинного короля, и Мокки может танцевать, кувыркаться и гулять по ним в любом состоянии. Все местные кошки — его враги, а он — захватчик.

Я снова села, взяла с тарелки сыр с плесенью (какой-то редкий, незнакомый мне сорт, очень надеюсь, что плесень тут все-таки по замыслу).

Когда вор растворился в рассветных тенях, мы с Галасой Дарети остались вдвоем.

— А он вам теперь доверяет, — улыбнулась я, кивая на бокал. — Не столь важно, о чем именно попросил Мокки, важно, что в принципе попросил.

— Нет, вряд ли доверяет, — покачала головой она. — Хотя час назад я умудрилась сравнить себя с его матерью, и он, возможно, подсознательно впечатлился и согласился.

Сначала я опешила, потом обдумала это и усмехнулась.

— Вы отчитали его в нашу первую встречу, а потом то кормили, то лечили, то укладывали спать. Пожалуй, ваше предположение звучит не столь уж безумно.

Галаса тихо, грустно рассмеялась.

— Сколько вам лет? — вдруг спросила я.

— Достаточно, чтобы не пить это дешевое вино, — она с укором поболтала бутылкой. — И чтобы иметь смелость признать, что вообще-то я хочу спать в шесть утра, а не встречать рассвет на крыше.

Я глотнула вина. Да ладно. Вкусное же.

— А как насчет смелости сказать, о чем вы умолчали касательно своих видений?

Мой голос был столь спокоен, что волна боли и холода, плеснувшая в меня от Галасы, оказалась действительно неожиданной.

— Спокойной ночи, Джеремия, — просто сказала она, поднимаясь и направляясь к люку.

Я осталась сидеть на крыше одна.

Эти два олуха вернулись одновременно. Причем оба так хитро улыбались, что каждый, кажется, успел поддаться по дороге второму и теперь в душе чувствовал себя великодушным победителем гонки... А что, неплохая тактика.

Мокки лег, положив голову мне на колени. Мне нравилось, что он смотрит куда-то вдаль, на светлеющие крыши квартала. Я могла без стеснения перебирать его волосы между пальцами, чего наверняка не случилось бы, смотри он на меня в упор своим безумным взглядом. Мне было бы стыдно, понимаете? А так — ну мало ли, вдруг я задумалась. И он — вдруг тоже задумался. И эти мурашки на шее, и сбивчатое дыхание — не спугнуть ее — просто… ну, просто. И никто не осознает происходящее, вот и все. Фоновый процесс, а не обоюдная тихая радость.

Тилвас сидел со мной спина к спине. Мне нравилось, что я могу закинуть голову назад и почувствовать под затылком его крепкое плечо, и как его каштановые волосы щекотят мне щеку, и как он, дурачась, дует мне в ухо уголком рта. Мне нравилось, что моя правая рука и его левая рука переплелись, опущенные на черепицу.

Мне вообще все нравилось, в кои-то веки.

— Жить хорошо, — будто озвучил мои мысли Талвани, и Бакоа что-то невнятно, но одобрительно проворчал.

Мы валялись на крыше до тех пор, пока окончательно взошедшее солнце не стало немилосердно поджаривать нас, троих гурховых грешников, а идея о том, что нас вообще-то могут найти, не пробралась в расслабленные мысли.

Тогда Тилвас поднялся, размахнулся и изо всех сил выбросил амулет с двуглавым вороном. Он пролетел через узкий проулок между двумя соседними зданиями и с громким плеском ухнул в фонтан на соседней улочке. Чайки, сидевшие на парапете, страшно выругались. А потом взлетели и целой стаей направились к нам, чтобы, видимо, отчитать еще раз, поближе. Или оскорбить действием.

Пришлось, хохоча и спотыкаясь, прятаться в доме. В Убежище.

— Нет, без вариантов, — сладко зевнул Мокки перед сном. — Я хочу этот дом себе. Все закончится — пойдем на переговоры с Жаном.