Читать книгу - "Птицелов - Юлия Остапенко"

— Вы не можете его убить. Он занимает видное положение в Совете баронов и крайне необходим стране. По крайне мере так говорит Дерек.

— Какая жалость, — сказал Лукас. — Тогда я просто буду вашим любовником. Пусть даже и не лучшего сорта. Если вы позволите.

— Я позволю, если вы хотите.

Кожа на её лице оказалась холодной — и это было странно после жара её умелых и заботливых рук.

— Но целуетесь вы очень хорошо, — пробормотала она, когда Лукас на мгновение оторвался от её губ.

— В моём возрасте только это и остаётся, — посетовал он.

— Не преувеличивайте. Я вовсе не это имела…

Договорить он ей не дал. Шахматный столик оказался не самым удобным ложем, поэтому довольно скоро они перебрались в спальню. Возможно, Селест снова притворялась, изображая наслаждение, когда выгибалась в его руках, но, если и так, это было притворство женщины, а не шпионки. В этом она тоже была совершенно обычна.

— Что это? — спросил Лукас много часов спустя, когда она, тяжело дыша, откинулась затылком на изгиб его локтя. — Что это, как вы это сделали со мной?

— Всё очень просто, — устало отозвалась она. — Я вам подсыпала приворотного зелья. Моя кухарка немного ведьма.

— А, — сказал Лукас. — В самом деле, это многое объясняет.

И действительно, такое объяснение его более чем удовлетворило.

Она могла держать его за руку, считая его лжецом, лицемером и убийцей. Она могла отравить его, а потом выхаживать с искренней заботой, ничуть не жалея о сделанном. Марвин теперь понимал, что нашёл в ней Лукас.

— И ты не пошёл к нему?

Ив из Мекмиллена сидела в кресле, сложив руки на талии, и неотрывно смотрела на Марвина внимательным, цепким взглядом. Она чувствовала себя хозяйкой положения, и он больше не пытался её в этом разуверить. И дело было не в том, что у него всё ещё кружилась голова и временами немели конечности от яда, которым она его накормила, а в том, что Марвин знал теперь: никогда человек не бывает более уязвим, чем когда чувствует себя победителем. Уж по меньшей мере этот урок Лукаса из Джейдри он сумел выучить.

— У меня не было времени, — ответил он, стараясь выглядеть бесхитростным. — Мне пришлось срочно уезжать из Таймены, и я…

— И ты не счёл возможным урвать четверть часа, чтобы убить своего злейшего врага, — закончила за него Ив и, помолчав, добавила словно бы про себя: — Что ж, могу поверить.

Он смолкла, её взгляд остановился, будто обратившись внутрь, пальцы дрогнули, сжимаясь крепче. Марвин наблюдал за ней, пытаясь понять, чему из сказанного им она в самом деле поверила. Они говорили уже третий час — вернее, говорил в основном Марвин, в подробностях рассказывая Ив всё, что знал о Лукасе Джейдри. Действительно всё, ничего не утаивая и почти не привирая. А она слушала, и ни единым движением не выдавала своего отношения к тому, что он говорил. В комнате, где они сидели, было прохладно, огонь в камине едва теплился, но Марвин взмок, будто после многочасового галопа. Он никогда не думал, что говорить — это так трудно. Он всегда был человеком дела, и несколько месяцев назад, окажись перед ним женщина его врага, он просто перерезал бы ей горло, а при случае сообщал бы об этом тому, кто был в этом повинен. Да, Марвин знал, что не по-рыцарски убивать женщин, но не когда они травят тебя, бес подери.

Однако теперь всё было иначе, и он не только знал, что не должен убивать эту женщину, но и не хотел этого. Здесь нужно что-то другое, и Марвин почти догадался, что именно, но пока не смел даже пробовать. Если он подойдёт к делу слишком грубо, она просто прогонит его вон, и тогда ему действительно придётся убить её, раз уж не останется ничего больше.

— Какой он сейчас? — спросила Ив. И тут же добавила: — Ох, прости, я сама не понимаю, что говорю… Откуда же тебе знать.

Марвин хотел было возразить — и понял, что она права. Эта мысль дала ему лазейку, которую он столь отчаянно искал, и Марвин радостно ухватился за неё:

— Что значит «сейчас», месстрес Ив? Я ведь не знаю, каким он был, когда вы его видели в последний раз. Если бы я знал, то, может, и сумел бы вам ответить.

Она взглянула на него в упор, уголки её губ поползли вверх, но тёмные глаза оставались непроницаемы.

— Ты ведь не подозревал, что я здесь? И что это именно я?

Марвин мысленно отпустил в её адрес сколь мог витиеватое ругательство и в который раз проклял Лукаса, а с ним и себя самого. Вот уж кто-кто, а Лукас с лёту бы понял, что она имеет в виду, что хочет услышать, и что надо ответить. Но для Марвина эти игры были чем-то запредельным, тоскливым и страшно утомительным. По его рукам от локтей до пальцев прошла лёгкая судорога — он вспомнил, как отблескивал огонь камина в глазах Ив, когда она толкнула его, парализованного, и внезапно рассвирепел. Какого беса! В конце концов, он не нанимался играть в эти игры.

— Вот что, месстрес, — сказал он почти грубо, — давайте уже начистоту. Вы велели мне рассказать вам о Лукасе Джейдри, и я вам рассказал всё, что знаю. Он мой враг, а вы, как я вижу, к нему неравнодушны, так что извольте радоваться, что до сих пор живы. Но в замке вашем я оказался случайно, уж не знаю, то ли повезло мне, то ли нет, а всё оттого, что наёмница вашего сэйра Лукаса хотела меня убить. Видит Единый, которого вы не чтите, мне нечего больше сказать. И если ваш интерес удовлетворён, разрешите мне откланяться и не злоупотреблять более вашим гостеприимством.

Он сказал это и встал, задохнувшись. Ну, парень, ты наговорил… не иначе как проклятые демоны здешних мест тебя за язык тянули. Вот она и скажет теперь: благодарю за понимание, мессер, валите в преисподнюю. И что тогда? Ты вообще помнишь ещё, за каким бесом тебя занесло в этот треклятый Мекмиллен? Ты должен хотя бы попытаться найти Мессеру, хотя и дураку ясно, что её здесь нет, да и не было, скорее всего.

Всё это пронеслось в его голове за долю мгновенья, и именно в эту долю всё и решилось. Марвин так и не понял, что такого особенного было в его словах, и только смотрел, как Ив встаёт, идёт к нему и… и дальше уже перестал что-либо понимать.

Она взяла его за руку, потом за другую. Стояло начало пасмурного дня, и в его тусклом свете, лившемся сквозь витражное стекло, лицо Ив казалось серым, но глаза болезненно блестели, жадно шаря по лицу Марвина. Она почти улыбалась, только почти, и слишком много всего было в этой улыбке, и слишком мало: насмешка, надежда, удивление, недоверие, горечь, но в то же время — только тень всего этого. Марвин смотрел на эту улыбку, на тонкие бескровные губы, будто никогда прежде не видел, как улыбаются женщины, — и был до того заворожен, что не сразу заметил, что его ладони лежат на её груди. Большие округлые холмики были тёплыми даже сквозь ткань сорочки и лифа. Марвин, вздрогнув от удивления, попытался отнять руки, но Ив с неожиданной силой удержала их на месте, и он вдруг понял, что она сама положила его ладони на свою грудь. Марвин в изумлении посмотрел ей в глаза, и она ободряюще улыбнулась ему и прерывисто вздохнула. Марвин слышал, как под его левой ладонью бьётся её сердце.