Читать книгу - "Остаться до рассвета - Арина Предгорная"

Ар с силой провел рукой по лицу, желая стереть отголоски привидевшегося ужаса. Хорошо бы заодно и видение рыжей девицы, сидящей в его постели, стереть так же, обыкновенным движением руки. Но она вот она — на расстоянии локтя, простоволосая, сжавшаяся в комочек, и на лице написана жалость во всей своей красе. Невыносимая жалость, позор для мужчины, позор для воина, которым он когда — то был.

Маг сделал попытку выбраться из постели. Теперь не уснёт, проверено. До рассвета долго, но ему не так уж нужен свет, можно пройтись и в ночи. Нужно на воздух, побродить вдоль озера или просто попрыгать немного с деревянными палками — размять мышцы, прогнать остатки липкого кошмара. И, самое главное — сделать вид, что всё в порядке.

Не успел.

Девчонка забралась с ногами в кровать, придвинулась совсем близко. И, пока отшельник не сбежал от кошмара и её сочувствующих глаз, положила свою ладонь на его предплечье.

— Сейчас пройдёт, — негромко, ласково заговорила она, тихонько толкая его обратно на подушки. — Это сейчас пройдёт, надо совсем чуть-чуть подождать. Это просто сон, всего лишь сон…

Всё, что он только что пережил, обрушилось на неё, словно смотрела кошмар вместе с ним. Боль. Отчаяние и безнадёжность. Омерзение и ненависть. Звериную тоску и отголоски пережитого страха, всеобъемлющего ужаса, которому Ар противостоял один на один, отказываясь разделить борьбу с кем-то ещё.

— Элге, не нужно, — начал было он, но не вырываясь из-под её маленькой руки.

— Кошмар не смотрит на уровень силы того, к кому приходит. На само её наличие не смотрит, ему всё равно, кого терзать. Ты сильный, ты очень сильный, и никакой кошмар не сделает тебя слабым и беспомощным. А принять обыкновенное человеческое участие — не стыдно.

Маг смотрел на неё исподлобья; растрёпанные волосы упали в беспорядке на лоб, закрывая часть лица, делая его облик почти нормальным. Её поглаживающая ладонь обжигала кожу. Так близко.

— Ложись, — мягко велела Элге и повторно надавила на его предплечье. — Просто ложись, а я… посижу с тобой. Ничего унизительного в этом нет. Ну же, давай. Я просто посижу, а ты успокоишься и уснёшь. Это всего лишь сон, и он уже ушёл. Только сон… он не вернётся, тебе не надо от него бегать. Мы его не пропустим, ему здесь не место. Всё хорошо, просто лежи. Я поправлю тут…всё в порядке. Вот так…

Пока она говорила, мягким, убаюкивающим голосом, Ар смотрел на неё, не отрываясь, и стыдливой неловкости почти не чувствовал. Элге расправила вокруг него складки простыни, взбила подушку, заставив его приподняться, натянула сбитое к ногам одеяло. В её действиях не было ничего, заставившего бы его ощутить себя беспомощным мальчишкой, а бережным движениям и нечаянной заботе хотелось уступить. И он остался лежать, особенно когда девичья ладонь, помедлив, всё же легла на его висок и тонкие пальцы убрали с лица лохматые пряди. Поглаживающими движениями Элге продолжала перебирать его волосы, бормоча что-то успокаивающее и уютное.

— Попробуй уснуть, Ар. Никакой кошмар тебя больше не тронет, обещаю.

— Защитница, — фыркнул он.

Едва заметная улыбка тронула её губы.

— Хочешь, спою колыбельную?

Он собрался было от души возмутиться: какая ещё колыбельная! Но Элге подтянула к себе мягкий густой мех и завернулась в него, спрятав озябшие узкие ступни. Нашла и легонько сжала его ладонь, поглаживая основание большого пальца, и Ар выдавил слабую улыбку в ответ. Удивительно, но её близость и впрямь почти полностью изгнала обрывки недавнего кошмара; он повернул кисть и легонько сжал пальцами её запястье.

Элге устроилась практически у него под боком, нечаянно окутав тонким гиацинтовым ароматом, несколько мгновений собиралась с духом, а потом в тёмной сонной комнате зазвучал её негромкий мелодичный голос, и Ар понял, что ничего не знает о колыбельных.

— Ложится ночь луне на плечи,

Как тёплый пуховой платок.

Пойми: не время раны лечит,

И не вина глоток.

Ты обескровлен, изувечен,

Ты отдал жизнь и силы впрок…

Пойми: не слёзы раны лечат,

Хотя и слёзы не порок.

Смотрятся в окна боли, спят на крылечке страхи,

Ждут, что ты сложишь голову к ним на плахе.

Злые кошмары стучат кулаком по крыше.

Тише, всё это пройдёт до рассвета, тише.

Ар повернулся на бок, чтобы лучше видеть её и придержал ладонь, когда она попыталась убрать руку. Элге пела незнакомую ему балладу, наверное, из новых. Небыструю, тягучую, как медовая карамель, а высокий в обычной речи голос, звучавший хрустальным ручейком, в пении приобрёл глубину, в которую хотелось окунуться с головой, чтобы утонуть и не выплыть.

— Так волк, охотничьего лука

Не избежав в пылу охот,

Пугается любого звука,

Зажав кровоточащий бок.

Так неудачливый охотник,

Моля богов, идёт опять…

Но боги скажут: не сегодня.

Иди домой, ложись в кровать.

Смотрятся в окна боли, спят на крылечке страхи,

Ждут, что ты сложишь голову к ним на плахе.

Злые кошмары стучат кулаком по крыше.

Тише, всё это пройдёт до рассвета, тише.

— У неба утром заалеет

Кусочек облачной щеки,

И запах липовой аллеи

Прогонит смрад ночной тоски.

И ты пойдёшь ветрам навстречу,

Открой глаза и не стыдись,

Знай: одиночество не лечит,

А лечит жизнь.

Можно погладить боли, в тёплое спрятать страхи,

Рвущиеся на волю, крошечные, как птахи.

Злые тревоги ставни в ночи качают,

Лижут босые ноги, просят тепла и чая…

Она пела и рассеянно водила пальцем по его руке. Давно ему не было так хорошо. Спокойно, на удивление комфортно и хорошо. Слушал бы и слушал. Вот только сотни крошечных иголочек кололи кожу губ — невыносимо хотелось поцеловать рыжую травницу, такую близкую сейчас. Ар пошевелился в попытке найти более удобное положение, и Элге аккуратно вытащила пальцы из его руки. Эхо плавной, неторопливой мелодии бродило в темноте, переставшей быть колючей и угрожающей: она, как и баллада в исполнении девушки, приобрела мягкость и певучесть.

— У тебя приятный голос, — признал Ар, разглядывая её слегка подсвеченное лицо.

— Спасибо. Ты всё-таки закрывай глаза, надо постараться уснуть. Хочешь, я посижу ещё?

Она не сидит, она практически лежит, опираясь лишь на локоть. Жаль, под своим покрывалом, но всё же лучше, чем совсем ничего.

Вообще-то да, он хотел.