Читать книгу - "Десятая жизнь - Ирина Матлак"

Длинный кинжал, который Малетта выронила в комнате, вонзился ей в спину точно на уровне сердца, и зажат он был в руке Дэйша.

Наполненные слезами глаза Малетты в последний раз с удивлением взглянули на мир и застыли, когда кинжал прошел насквозь. Дэйш дернул ее на себя, и она упала навзничь.

Теперь в этих глазах снова отражалось небо…

— Нет, — прошептала шокированная Акира и, обратив на Дэйша полный горячей ненависти и ярости взгляд, уже громко воскликнула: — Нет!

К его рукам тем временем потянулись голубоватые, похожие на дым нити, идущие из груди Малетты.

Я в ужасе закрыла рот руками. Это что, ее непрожитые годы сейчас перетекают к нему?!

Не знаю, на что рассчитывал Дэйш. Может, на то, что вместе с жизнью к нему перейдет и сила, которая поможет нам противостоять? Или, помешавшись на жажде долголетия, он напрочь лишился здравого смысла?

В считаные мгновения Акира бросилась вперед, издав громкий крик, прошла прямо сквозь него, и туманные нити с треском оборвались. Развернувшись, призрак пролетел сквозь пошатнувшегося мэра еще раз, и тот с полубезумным взглядом попробовал бежать. Но, сделав всего несколько шагов, остановился и захрипел, схватившись за горло. Амулет на его шее — наверное, тот, что когда-то дала Малетта, — не выдержав напора, разлетелся на мелкие осколки.

В следующую секунду Морегорье лишилось мэра. Виар Дэйш был мертв, и вместо красивого молодого мужчины среди разросшихся диких лилий лежал глубокий старик.

А потом Акира запела, присев около Малетты и положив ее голову себе на колени. Не знаю, что это была за песня и на каком языке, но только было в ней столько светлой печали и какой-то тихой, затаенной надежды, что я снова поймала себя на том, что вот-вот разрыдаюсь.

Я никогда не была сентиментальной, скорее в меру эгоистичной и заботящейся в первую очередь о себе. Скажи мне еще недавно кто-нибудь, что я стану сожалеть о смерти той, которая только что пыталась меня убить, — ни за что не поверила бы. Но уж если ее простила Акира, то мои претензии тем более ничего не стоят.

Звучащая колыбельная разносилась по острову, подхватываемая легким ветром, и тело Малетты постепенно исчезало, рассыпаясь на тысячи мелких светящихся крупинок.

Внезапно очнувшийся и присевший на полу Федя издал какой-то странный звук, и в тот же момент позади прозвучал смутно знакомый голос. Голос, который я слышала, когда шла к храму:

— Она больше не возродится. Я заберу ее в Немирин.

Медленно оборачиваясь, я уже знала, кого увижу.

В дверном проеме, окруженная ореолом света, стояла Ликоой — с мудрыми глазами цвета аметиста и девятью хвостами, широким веером раскинувшимися за спиной.

Раздался тихий шелест, повеяло едва ощутимой прохладой, и рядом с нами оказалась Акира, на лице которой больше не было ни следа от слез.

— Ты позволила ему убить ее, — произнесла она, обращаясь к Прародительнице.

— Это искупление для Малетты, — ответила та. — Я лишила ее последней жизни здесь, но дарю вечность в Немирине. И тебе тоже.

Взгляд Ликоой обратился к нам с Лафотьером, и не могу сказать, что я была этому рада. Казалось бы, после всего пережитого я уже должна перестать удивляться, но внимание непостижимого высшего существа все равно пугало. Все-таки я, как выяснилось, далеко не настоящая ликой. Самозванка с незаконно полученными ушами, хвостом и шансом на вторую жизнь, можно сказать. А ну как эту вторую жизнь попытаются отнять?

Умирать мне совершенно не хотелось.

— О нет, — словно прочитала мои мысли Ликоой. — Для вас двоих все еще только начинается. Ты ведь не хочешь идти в Немирин?

Вопрос явно адресовался мне.

— Не горю желанием, — сцепив руки за спиной, я скрасила нервность тона вежливой улыбкой. — Смею заметить, я свою настоящую жизнь ценю больше любой вечности.

Прародительница негромко засмеялась:

— В этом вся ты. И этим ты похожа на ликой. Мои дети тоже ценят настоящее, предпочитая брать от жизни все и наслаждаясь всеми ее вкусами. Даже я сама порой тягощусь благ Немирина и снисхожу в ваш, такой контрастный и щедрый на людские эмоции мир.

Кажется, единственным участником этой сцены, не испытывающим должного пиетета перед высшим существом, был Лафотьер.

— Наверное, я должен это отдать, — не постеснялся он вклиниться в божественную речь, коснувшись висящего на шее кулона.

Проследив за движением его руки, Прародительница отрицательно качнула головой:

— Отдашь, но позже. Сейчас вы двое отправитесь домой. Но по дороге остановитесь у макового поля, я буду ждать вас там.

— Зачем? — прямо спросил Лафотьер, почему-то задвигая меня назад будто бы в попытке защитить.

Заметив этот жест, я даже поморгала, думая, что мне мерещится.

— Ишь ты какой, — не укрылось это и от цепкого взгляда Прародительницы. Она хитро улыбнулась и многозначительно пообещала: — Все узнаете в свое время.

Затем развернулась и, уже обращаясь к Акире, фыркнула:

— Дуреха ты! Столько лет прожила, а ума так и не набралась! Это же надо было такого мужика упустить…

Что ответила Акира и ответила ли вообще, мы уже не узнали, поскольку они обе растворились, оставив после себя лишь сверкающую на свету мелкую пыль.

В город мы возвращались в том же молчании, что и по пути сюда. Лафотьер нехотя и с определенной долей брезгливости взвалил на себя тело Дэйша, которое мы оставили в Гальниже. Дали денег, чтобы его похоронили, — в Морегорье родственников у него все равно не было, — погрузили вещи в экипаж и тронулись в дорогу.

Я чувствовала себя опустошенной. Не хотелось ни говорить, ни вспоминать, ни даже есть, хотя прихваченная из ресторана гостиницы снедь дразнила обоняние приятными запахами. Хотя сила от меня ушла, мой нюх все еще оставался чутким, а зрение — острым. Правда, способностей к обращению я в себе не чувствовала. Даже жаль — быть кошечкой мне понравилось, хотя черных котов мало кто любит.

В отличие от меня, Федька стресс заедал. Повисшую в экипаже тишину нарушал мерный хруст сухариков, ну и еще цоканье лошадиных копыт.

Мы с Лафотьером сидели друг напротив друга и лишь изредка переглядывались. Безусловно, нам было о чем поговорить, но мне заводить разговор не хотелось. Вообще ничего не хотелось после такого изматывающего дня. Только одно занимало мысли: зачем Прародительница позвала нас на маковое поле. К слову, возвращаться туда я не испытывала никакого желания.

— Рита, — спустя несколько часов поездки все-таки не выдержал Лафотьер.

— Только давай без серьезных разговоров, а? — страдальчески на него посмотрев, попросила я. — Я сегодняшними исповедями сыта по горло.

Но когда он неопределенно повел плечами и снова устремил взгляд в окно, сама же у него спросила: