Читать книгу - "Тридцать один - Роман Смеклоф"

Решившись, я поднял глаза на стоящего надо мной гомункула.

— Ты спас меня! — прокричал Мровкуб. — А я спасу тебя.

Он ловко перепрыгнул через мои ноги и вцепился в Оливье. Пытаясь сбросить архивариуса, хранитель вкуса привстал с сиденья. Кружась и пошатываясь, будто танцуя, они вывалились в проход между трибунами.

— Еще встретимся! — попрощался архивариус.

Следом за словами из его рта вырвалось пламя. Огонь мгновенно перекинулся на тело. Загорелись ноги с руками. От жара задымился зеленый камзол Оливье. Хранитель вкуса вскрикнул, отчаянно пытаясь вырваться. Безрезультатно. Мровкуб продолжал сжимать его в объятиях, одной рукой зажав ему рот.

Пламя охватило обоих. Языки огня дотянулись до блестящих сапог.

— Спасибо. — прошептал, я сглатывая слезы.

Трибуны выли и кричали. Птицы носились над прозрачным шаром вперемешку с желтыми обручами.

Я со страхом смотрел на Оливье. Усы обгорели, кожа на лице вздулась. Гомункул пострадал не меньше. Похожий на обожженную головешку. Его ослабевшая рука сползла с изуродованного лица хранителя вкуса и, я поймал его взгляд. К своему ужасу, вместо его единственного глаза я увидел красное пятно. Без радужки, без склеры, без зрачка.

Бледные губы Оливье вздрогнули и сложились в протяжное «ЕЦ».

Вскрикнув, я вскочил.

— Борись! — завопил Евлампий.

Шум арены пропал, трибуны потемнели. Между ними проскочило зеленое свечение. За сцепившимися, охваченными огнем фигурами, я увидел каменный гриб. Он пульсировал, сияя насыщенным изумрудом.

Я бросился вперед, в безумной попытке дотянуться до них.

— Гад! Я жить хочу! — дико заорал я.

Меня пронзила жгучая боль. Скрючившись, я вцепился в парапет не в силах разогнуться или сделать шаг. Мое тело разрывало на куски.

В ушах звучал мой собственный голос.

— Я посвящаю свою жизнь хранению вкуса. Беру в свидетели своего учителя— бессмертного духа. Ставлю свою жизнь, свой дух и все чем являюсь на службу искусству вкуса! Соединяю свою жизнь, свой дух с бессмертным духом хранителя вкуса! Мы становимся неразделимы! Его жизнь, моя жизнь. Его дух, мой дух! Навсегда!

Последнее, что я почувствовал, как яростный огонь сжигает шею, и потерял сознание.

Открыв глаза, я понял, что все еще жив и нахожусь в своем собственном теле. Сильно болела шея и лоб. Приподнявшись на локте, я огляделся. Я лежал рядом с парапетом у крайнего сидения. На боку, прислонившись головой к стенке балкона. Дотронувшись до лба, я посмотрел на ладонь. Кровь.

— Ты ударился, когда падал. — подсказал Евлампий

— У него не получилось. — выговорил я.

В проходе на лестнице лежало два обгоревших тела. Над ними все еще подымался зловонный дым.

— Не совсем. — неуверенно проговорил голем.

— Что значит не совсем? — забеспокоился я.

— Слева. — подсказал Евлампий.

Я повернул голову. На моем левом плече, прицепленный к черной цепочке, сидел сморщенный карлик, напомнивший мне кощея.

— Что уставился, крысеныш! — злобно запищал он.

Я зажмурился. Не может быть! Этого не может быть!

— Главное, что мы победили! — воодушевленно проговорил голем, пытаясь похлопать меня по плечу. — Теперь, все имущество Оливье, в том числе символ свободы — наш!

— И что? — чуть не плача, спросил я.

— Ты победил! Мы выиграли! Мы освободим всех оборотней и спасем тридцать миров и никакой бессмертный дух нам не помешает! — закричал Евлампий.