Читать книгу - "Удравшие из ада - Дмитрий Казаков"

– Мы их убьем! – уверенно заявил толстяк. – Сегодня выпьем, а завтра убьем!

– И прольется кровь? – уточнил Арс, понимая, что деваться некуда, и взял с подноса одну из кружек.

– Именно, – радостно кивнул обладатель желтой оторочки. – Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна!

Скандирование толстяка подхватили прочие Бухлаоды, и Арс поднес кружку к губам.

Через пять минут гости и хозяева сидели вокруг пахнущего дымом костра, жевали жесткое, пахнущее дымом (как и все остальное в поселке) мясо, а О’Пил исполнял новую (пахнущую дымом) песню.

От старой она отличалась мало.

– И обрушил он сверкающий меч! Череп лопнул, и брызнули мозги! И пролилась кровь! Затем он нанес горизонтальный удар второму врагу, тот поскользнулся! И пролилась кровь!

Песнопения Низких гор напоминали исполняемые под музыку (скорее, под шум) документальные отчеты о схватках, невероятно детальные, нудные и изобилующие тошнотворными подробностями.

– А што ш кошлом? – поинтересовался Вася несколько невнятно по причине того, что зубами увяз в куске необычайно жесткого мяса, которое скорее подержали в дыму, чем пожарили.

– О! – толстяк, оказавшийся вождем и откликающийся на имя Шон, многозначительно вскинул кружку. – Это же черный козел!

Из дальнейшего рассказа выяснилось, что черный козел служил для населяющих Низкие горы кланов чем-то вроде переходящего красного знамени, вручаемого ударникам социалистического труда. Обладающий козлом клан считался самым сильным, злобным и удачливым.

Если козла выкрадывали или отбивали в бою, то он переходил к новым владельцам, и уже они считались самыми злобными и сильными, пока кто-нибудь другой не умудрялся завладеть козлом.

– А если эта… животная умрет? – спросил Арс, осторожно поглядев на козла, издавшего злобное мемеканье.

– Тогда клан, в чьих владениях находится козел, ищет замену – самого злого и большого черного козла из своих… или чужих стад… – проговорил Шон, рухнул наземь и захрапел, ухитрившись не пролить ни капли из кружки.

Веселье меж тем продолжалось, забывшие о гостях горцы пили, ели, дрались и падали.

– Что делать будем, типа? – спросил Рыггантропов.

– Подождем, пока все перепьются, и попробуем удрать, – ответил Арс.

– Давайте выпьем, о доблестные друзья! – брызгая слюной и сверкая красным носом, заорал подошедший к студентам горец. – За то, чтобы кровь врагов проливалась почаще, а в нашем селении было как можно больше… больше…

– Козлов, – подсказал Рыггантропов.

– Точно! – обрадовался горец. – Наполним же кружки!

– Много не пейте, – шепнул Арс.

Вася кивнул, Тили-Тили прошипел что-то невразумительное, а Рыггантропов сделал вид, что ничего не слышит.

Кружки соприкоснулись с костяным стуком.

В черном небе переливались яркие и крупные звезды, в их свете поселок горцев казался полем брани. Тела, застывшие в причудливых позах, валялись повсюду, и лишь громкий храп портил впечатление.

Воздух дрожал от перегара.

В самом центре селения, около кострища, где помаргивали багровыми глазками угли, что-то пошевелилось.

– Эй? – сказало оно. – Вы что, заснули?

– Нет, типахр-р-р-р-р… х-р-р-р-р…

– Проснись! – Арс, сам только что разлепивший глаза, в праведном гневе потряс Рыггантропова.

Тот в очередной раз всхрапнул и сел прямо.

– Что, в натуре?

– Где Вася и Тили-Тили?

– Валялись где-то тут.

– С-с-с-с-с!

– А, извини, что я на тебя наступил, – Арс огляделся. – Ищите Васю. Пока они спят, мы можем удрать.

Могучий горский вискас превзошел силой тех, кто его гонит. Напились и заснули все Бухлаоды, даже певец О’Пил, вроде бы не прикасавшийся к кружке, ухитрился нарезаться.

Только козел мрачно посверкивал глазами из темноты.

– Вздумаешь нас выдать – в человека превращу, – пообещал ему Арс.

Козел испуганно мемекнул и сделал вид, что ничего не видит, ничего не слышит и вообще – просто собирает цветочки.

– Вот и Вася, – сообщил Рыггантропов, без видимых усилий поднимая безвольно висящее тело.

– Эх, я же просил не пить, – вздохнул Арс.

– А он и не пил, типа. Нюхал только. Но я его понесу для начала, а там очнется.

– С-с-с-с-с! Ш-ш-ш-ш!

– Ты прав, пора, – Арс в последний раз огляделся, и три фигуры в длинных мантиях скользнули в проход между домами.

Козел огляделся и начал перегрызать (скорее перепиливать) веревку желтыми тупыми зубами.

Агрогорн ударил половником, высунувшаяся из тумана оскаленная тварь испуганно завизжала и обратилась в бегство.

– Пожалуй, все, – проговорил хозяин «Сломанного меча». – Вон, просветы появились. Скоро выйдем.

Горшо Пуст облегченно вздохнул. Для него путешествие через Монолиты стало настоящим кошмаром. Мало того что пришлось бежать за героями, уворачиваться от выпрыгивающих из тумана валунов и отбиваться от чудовищ, на председателя Клуба любителей реальности свалились заботы о Вагонетке.

А тот, изнуренный длительным отсутствием алкоголя в организме, начал чудить.

Несколько раз пытался взлететь, орал песни и требовал денег на бутылку. Герои предлагали его бросить, но Горшо Пуст упорно отказывался, боясь остаться единственным верным сторонником реальности в окружении совершенно нереальных существ.

Кончилось все тем, что гнома связали, и Горшо Пуст взвалил его на плечо.

Когда туман поредел и из него выступили озаренные звездным светом горы, председатель КЛР издал вздох, достойный вынырнувшего с рекордной глубины кита.

– Надо бы привал устроить, – сказал Чапай. – Хотя бы до рассвета отдохнуть.

– Можно, – согласился Агрогорн. – Только дежурить придется, а то местные жители ловки спящих грабить.

– Я могу сторожить, – сказал вампир.

– Нет уж, лучше я, – проговорил Старый Осинник. – Все равно у меня профессиональная бессонница.

И он одарил Гемоглолюба подозрительным взглядом.

Место для стоянки отыскали быстро и Горшо Пуст с облегчением свалил тяжелого гнома на землю.

Герои не стали тратить время на разговоры, рухнули наземь и мгновенно уснули. Через несколько минут засопел вампир, Вагонетка так и остался в трезвом беспамятстве, а Горшо Пуст неожиданно обнаружил, что заснуть не может.

Ныла спина, судороги подергивали мышцы ног, тело просто молило об отдыхе. Но окружающий мир самым наглым образом мешал нормальному сну – неровности почвы впивались в спину, в холмах надрывалась какая-то пичуга.