Читать книгу - "Кинжал убийцы - Джульет Э. Маккенна"

— Почему Планир должен винить тебя? — Темар неловко нашарил свой носовой платок и снова вытер ей слезы. — Это я виноват, потому что не пошел на сделку с Мьюрдарчем.

Аллин вскинула голову, ее покрасневшие глаза широко раскрылись.

— Ты не мог ему уступить!

— Спасибо тебе за это. — Д'Алсеннен рассеянно поцеловал ее в лоб. — Я только надеюсь, что кто-нибудь еще с тобой согласится.

Девушка в порыве жалости обняла Темара за талию, согревая его.

— Я больше не играю в эту игру. — Появление Хэлис застало обоих врасплох. Аллин хотела отодвинуться, но Темар не отпустил, и она осталась в его объятиях.

— Мьюрдарч думает, что все руны в его руке, но я намерена испортить ему веселье. — Хэлис выглядела, как всегда, грозной. — Он не сможет мучить нас, убивая пленников, если мы их уведем.

— Но нам нельзя атаковать, пока Райшед и Ливак не убили Илкехана. — Темару едва удалось не превратить это утверждение в вопрос.

— Я совершу набег на их проклятый частокол, — с вероломной твердостью заявила Хэлис. — Мы освободим пленников и уведем их в лес. Это даст Мьюрдарчу и его проклятым колдунам новый повод для беспокойства; мы все равно сейчас бездельничаем, ждем, когда Грен всласть позабавится.

Темар вдруг сообразил, что никогда до конца не понимал, какие именно качества возвысили Хэлис до такого превосходства среди наемников Лескара.

Реттасекк, острова эльетиммов

6-е предлета

— У этих людей странное понятие о съедобном, — прошептала я Сорграду. По времени суток это был завтрак, но он мало чем отличался от поданного накануне ужина. — Тебе не кажется, что вчера мы ели то же самое? — Возможно, Олрет считает себя господином всего, что он видит, но моя мать, простая экономка у зажиточного купца, не унизилась бы до того, чтобы подавать на стол вчерашние остатки.

— Маринованный мох? — Сорград невинно предложил мне миску соленых зеленых комков.

— Нет, спасибо. — Я потянулась за крошечными сладкими ягодами и покрыла их сверху чем-то похожим на густые сливки. А может, это был мягкий сыр, который, как это ни удивительно, не пах козой. — О, ты же не собираешься это есть!

Грен созерцал блюдо зеленовато-серых комков. Они показались мне неаппетитными еще до того, как я поняла: именно от них несет протухшим молоком вкупе с выгребной ямой чумного дома.

Горец поднял золотистые брови.

— Почему нет?

— Ешь, если хочешь. — Я взяла свою ложку. — Только отсядь от меня.

— Ладно.

Прекратив меня поддразнивать, он оторвал ножку птицы, отдаленно напоминающей гуся. Я попробовала ее вчера вечером и, если б не сама ее отрезала, то поклялась бы, что ем рыбу.

— Где Райшед? — Шив отпиливал ножом кусок мяса, слишком темного и плотного для козлятины. Должно быть, это мясо какого-то морского животного, догадалась я. Возможно, трапезы проходили бы легче, если б я перестала все время гадать, что же такое я ем.

— Да вон он, как раз идет. — Я взяла хлеб, кивнув на дверь.

Хлеба было много, и если его зерно и структура были незнакомы, то по крайней мере вкус оказался узнаваемым.

Проходя сзади, Райшед коснулся рукой моего плеча и пододвинул табурет.

— Все это очень неофициально.

— По сравнению с прошлым вечером, — согласился Сорград, оглядывая длинный стол. Люди, которым нас еще не представили, собирались группками и, болтая, накладывали себе еду с выставленных мисок и блюд.

— О чем были все те сказания? — спросил Райшед.

Как почетные гости Олрета, мы высидели весь нескончаемый пир, устроенный вчера в нашу честь. Вечер завершился бесконечными декламациями, в которых звучали тяжелые ритмы древних Горных саг. Больше сотни людей Олрета набилось в зал, и все напряженно внимали, поэтому Сорград не захотел переводить.

— Как обычно, о духах и вирмах, — ответил Грен с набитым ртом.

— Одно предупреждало о путниках, которые появляются после заката солнца. — Сорград заглотнул прожеванное. — Это напомнило мне одно гидестанское сказание об Элдричских человечках, хотя здесь их так не называли.

— Передай, пожалуйста, воду, — задумчиво попросил Шив. — Джерис считал, что мифы об Элдричских человечках — это полузабытые сказания Народа Равнин.

Налив полный рог для мага, я и себе плеснула удивительно чистой на вкус воды.

— И какой из этого вывод?

— Еще один любопытный факт для ученых Ванама? — рискнул предположить Райшед.

— Было немало историй о здешней жизни эльетиммов. — Я вопросительно посмотрела на Сорграда.

— Которые подтверждают то, что говорил Олрет об отсутствии верховных владык, — кивнул он. — И, похоже, человек самого низкого происхождения может править здесь кланом, если убедит достаточное количество людей его поддержать.

— Если у него кишка не тонка, — фыркнул Грен. — Половина тех историй рассказывала о смекалистом малом, который плохо кончает. Где тут веселье?

— Плохого и смелого изгоняют, если не хуже, тогда как кроткий и мягкий ест вдоволь и видит процветание своих внуков, — пояснила я Райшеду.

Он немного подумал.

— Значит, хотя теоретически любой мог бы возвыситься до главы клана, на практике здешние правители передают власть своим сыновьям?

— Вроде того. — Я нахмурилась. Моего знания Горного языка оказалось явно недостаточно. — Я не совсем поняла насчет дочерей, Сорград.

Согласно Горному обычаю, богатство их рудников и лесов всегда передавалось по женской линии, что имеет смысл, когда вы хотите сохранить такие ресурсы в семье. Всегда найдутся женщины, которые поручатся, что данный ребенок родился у данной матери, но попробуйте-ка отыскать независимых свидетелей зачатия.

— Судя по тому, что мне удалось разобрать, женитьба на дочери признанного клана, конечно, усиливает притязания на власть, но это не высеченный в камне закон, как традиция аниатиммов. — Сорград оглядчиво понаблюдал за людьми в зале, подходящими к столу и выходящими из-за стола.

— Им не нравится, когда их женщины становятся выше них, — заметила я. Несколько сказаний мимоходом упоминали жен, которые бросили своих мужей ради бесстрашного любовника и либо умерли от голода в изгнании, либо были зверски убиты своей родней.

Сорград все еще обдумывал вопрос Райшеда.

— Их сыновья восхваляют трудолюбие и послушание, но если ты не таков, пока ты побеждаешь, никто тебя за это не осудит. Последняя песня началась с женщины, которая не исполнила свой долг выбросить ребенка, рожденного у наложницы ее мужа. Мальчик выжил, рос диким и, наконец, вернулся из изгнания, чтобы сжечь дотла дом своего отца и убить всех внутри. Этот сын стал править, и никто не отрицал его право на власть — как по завоеванию, так и по крови.