Читать книгу - "Принц вечности - Михаил Ахманов"

Молча и не спеша они облачились в доспехи, помогая друг другу затянуть шнуровку. Дженнак сунул под панцирь свой магический шар, обернув его белой душистой тканью, одел пояс с тайонельскими клинками, высокие сапоги, наплечник с торчавшими по бокам шипами, и шлем, на вершине коего разевал клюв серебряный сокол. Облачившись так, он сделался похож на краба - грозного краба, покрытого сталью, кожей и костью, такой же прочной, как металл; за недолгие мгновенья он превратился в человека войны, готового сечь и бить, рубить и разить, колоть и стрелять; и мысли голодного ягуара стали его мыслями.

Ирасса, помогавший ему, спросил с любопытством:

– О чем ты домогался у тассита, мой лорд? Почему не прикончил его сразу?

– Мы обсуждали, как печь земляные плоды, - ответил Дженнак. - Видишь ли, парень, есть целых сто способов, и из всех этот глупец выбрал наихудший. Да будет милостив к нему Коатль!

– Да будет, - согласился Ирасса, выкладывая на барабан тяжелые кипарисовые палки. - Но печь, жарить и варить - женское дело! К чему воину разбираться в земляных плодах? И что он должен знать о них, мой лорд?

– Воин - ничего, наком - все; ведь он не только ведет воинов в бой, но и кормит их, и ест с ними из одного котла, и готовит победу из тех плодов и злаков, что найдутся под руками. Выживешь сегодня, Ирасса, станешь накомом, поймешь.

Дженнак подошел к барабану, поднял тяжелые била и, встав лицом к северу, поглядел на корабли. Двигались они быстро; не успеет солнце подняться на две ладони, как флот окажется в Цолане и блокирует гавань. Но большой беды в том не было, так как в просторной цоланской бухте "Хасс" мог маневрировать и стрелять с близкого расстояния; и, зная Пакити, Дженнак не сомневался, что к причалам прорвется лишь половина галер. Но и этого много; это значило, что против каждого одиссарца встанет двадцать врагов. Или чуть менее, если майясские стражи не разбегутся и выполнят свой долг…

Он поднял палочки и ударил по туго натянутой коже. Гррр… - ответил барабан. Затем удары посыпались в четком ритме, один за другим, и барабан загудел, зарокотал будто гигантский рассерженный шмель. Дже-данн-нна, - выговаривал он, - Дже-данн-нна, Дже-данн-нна, Дже-данн-нна… Подхваченные ветром, звуки неслись на север и юг, на запад и восток, будто сам покойный сагамор, ахау Цветущего Полуострова, внезапно пробудился от вечного сна и сошел на землю, дабы взглянуть на своих наследников и вложить мужество в их сердца.

Как странно, подумалось Дженнаку, отец мечтал, что Святая Земля встанет под одиссарское покровительство, и одиссарский сагамор, а не атлийский, примет титул Простершего Руку над Храмом Вещих Камней… Так оно и случилось! Почти случилось - ведь титул все еще принадлежит Ах-Ширату… Но разве в титулах дело? Дело в том, ч ь я рука будет простерта сегодня над храмом…

Дже-данн-нна, Дже-данн-нна, Дже-данн-нна, - рокотал барабан, и на галерах, где тоже услышали грохот, зашевелились. Весла начали двигаться быстрее, палубы скрылись под валом человеческих фигур, на реях повисли наблюдатели, тидамы с кормовых башенок рассматривали побережье в зрительные трубы. Затем одна галера отделилась и повернула к берегу; вдоль бортов ее стояли воины-отанчи в боевой раскраске, с бумерангами и топорами, со связками дротиков и небольшими щитами из бычьей кожи.

Плывите, думал Дженнак, размеренно поднимая и опуская била, плывите… Плывите, чтобы подобрать мертвого своего вождя! И с этим грузом придет ваше судно в Цолан… Вещий груз, вещий! Не успеет солнце закатиться, как вспыхнут в Цолане погребальные костры, взметнется огонь над телами убитых, и прозвучит Гимн Прощания… Но не многие из вас услышат его!

Дже-данн-нна, Дже-данн-нна, Дже-данн-нна, - неслось над морем, над ровным золотым песком и безлюдной дорогой. Потом с юго-востока откликнулся горн; его протяжный заунывный голос был едва слышен за дальностью расстояния, но Дженнак знал, что воины его уже потянулись к храму, что поднимает "Хасс" алые паруса, что взлетел на мачту боевой знак с распростершим крылья соколом, что встали к метателям стрелки, и что Пакити поднял свой жезл тидама.

– Все в руках Шестерых! Да свершится их воля! Да будет с нами их милость! - по привычке пробормотал он, бросил наземь кипарисовые палки и кивнул Ирассе: - Пойдем, парень. Рыжие кони понесут нас в битву… Может ли путь в Чак Мооль начинаться прекрасней?

Его ладонь в последний раз опустилась на упругую кожу.

– Данн!.. - ответил барабан.

Интерлюдия шестая и последняя. Книга Минувшего

…Когда возвратились боги в Юкату после странствий своих, встали они на песке у моря, и был перед ними город Цолан, в те времена застроенный тростниковыми хижинами, с единственной пирамидой, в которой обитал местный владыка. Вокруг же города расстилались маисовые поля и ананасовые рощи, а прямо за ним высился плоский утес с четырьмя пещерами, и стояло на нем святилище Тескатлимаги, Великого Ягуара, Бога Ярости, которому поклонялись в Юкате и Коатле и приносили человеческие жертвы. И был Тескатлимага жесток, и был он не истинным богом, а демоном; его страшились повсюду, и страшились неумолимых жрецов его.

И сказал Арсолан, Светлый, Справедливый:

– Устроив прочие места, разве не устроим ли мы это место? Достойно оно пребывать в покое и мире; ведь сюда принес нас Оримби Мооль, и здесь впервые ноги наши коснулись земли Эйпонны.

И сказал Грозный Коатль:

– Не будет покоя и мира на этой земле, пока люди ее поклоняются Тескатлимаге. Хоть нет на свете такого бога, и придуман он глупыми дикарями, и подобен дыму над костром и туману над водами, кровь, что льется на его алтаре, не дым и не туман; то - кровь людская, и нет ей цены и меры! И льют ее жестокие и жадные жрецы.

И сказал Тайонел, Потрясатель Мира:

– Изгоним неправедных и жестоких, укротим злых и алчных, ибо велика наша мощь. И хоть не караем мы, а убеждаем, но сейчас я готов покарать: не смертью, но изгнанием и долгой дорогой в Чак Мооль. Тысяча путей ведет туда, тысяча тяжких троп, и лишь одна - легкая, по мосту из радуги и лестнице из утренней зари; но эта тропа - не для тех, кто проливает в святилище человеческую кровь! Пойдут они в Великую Пустоту сквозь заросли ядовитого тоаче и по равнинам раскаленного угля; и узнают они муку и страдание, и раскаются. Лишь тогда достигнут чертогов наших и вкусят покой и отдых.

И сказал Хитроумный Одисс:

– Верно вы молвили, братья мои! Но мало изгнать и разрушить; надлежит еще обучить и создать. Создадим же здесь Храм из крепких камней, первый в Эйпонне, и научим людей завету: как молиться и как обращаться к богам, какая жертва нам угодна и как возносить ее, и как строить святилища и что хранить в них. И оставим мы хранителям наши слова, а чтобы не забылись они со временем, пусть высекут их в камне и раскрасят в цвета, которые избраны каждым из нас.

И сказал Сеннам-Странник, Повелитель Бурь и Ветров:

– Возведем Храм на утесе за городом, чтобы забылось имя Тескатлимаги и очистилось место, где проливали кровь, чтобы мудрое слово звучало сильней жестокого, чтобы жертвой нам стали лишь Песнопения, а не сердца, вырванные из человеческих тел. Сокрыты в утесе четыре пещеры, и по числу их напишем мы четыре Книги с заветами нашими; и пусть люди читают их, и размышляют над ними, и научаются мудрости и терпению.