Читать книгу - "Оружейникъ - Алексей Кулаков"

– Ты знаешь, я тут на досуге еще раз все обдумал.

Мужчина мимоходом огляделся вокруг и, не заметив посторонних ушей, ответил до предела откровенно. И просто:

– И решил – да хрен с ним, с этим Дизелем.

Слегка округлившиеся глаза приятеля стали достойной наградой за непривычно-простонародную речь князя Агренева.

– Я тебе рассказывал о такой вещи, как зонтичный патент?

– Ну говорил что-то, только я не все понял.

– Я запатентую общие принципы того, что пытается разработать бедняга Рудольф. Подробности я не по… мне неизвестны, но основные принципы я все же ЗНАЮ.

Долгин недоуменно сморгнул, а затем понимающе кивнул, никак не прокомментировав источник такой осведомленности друга.

– А на кое-что, вроде топливного насоса высокого давления, патент уже есть. Так что довольно скоро все старания этого талантливого инженера станут полностью бесполезны, и останется у него два пути: или принять мое приглашение, или переключиться на что-нибудь другое. Меня устраивают оба варианта.

– А, вон оно что. Значит, все отменяем?

– Да.

Григорий довольно вздохнул и с вопросительными нотками в голосе констатировал и без того вполне очевидное:

– Осень на дворе.

Александр глубоко вдохнул теплый сентябрьский воздух, пробежался взглядом по начинающей желтеть листве на деревьях и на мгновение прикрыл глаза.

– С завтрашнего дня считай себя в отпуске. Кстати, на сколько?

– Через месяц как штык!

Обрадованный напарник непроизвольно вскочил и тут же сел обратно. Побарабанил пальцами по столу, открыл было рот для очередного вопроса – и вместо него звучно щелкнул пальцами (полмесяца тренировался таким образом подзывать официантов и продавцов).

– Я тут одну вещицу приобрел по случаю – как ты говоришь, сувенирная экзотика. Одну себе, одну тебе – в подарок. Вот!

Раскрыв протянутую ему коробочку-футляр, князь с интересом повертел немного нестандартные часы-луковицу из серебра и озадаченно хмыкнул: по обе стороны корпуса часов имелись две небольшие скобы из проволоки – для кожаного ремешка. И сам этот ремешок присутствовал, сложенный в небольшое колечко и перевязанный узким шелковым шнурком с кокетливым бантиком. Отщелкнув верхнюю крышку, он поглядел на простенький циферблат и опять хмыкнул, только уже с интересом. А потом с расстановкой и чувством прочитал коротенький текст на задней крышке:

– Жерар Перрего. Наручные часы. И где ты такое чудо нашел? В Цюрихе?

– Да нет, пока тебя ждал, ребят по Берлину водил. Ну и в магазины заходили, не без того.

– И где?

– Ну примерно посередке Кенингштрассе, небольшая такая лавочка под синей вывеской – вот там, за сто двадцать марок.

Александр покачался немного на стуле, затем полез во внутренний карман сюртука за записной книжкой. Долгин никак не прокомментировал внезапный приступ графомании у своего друга, так как не раз был свидетелем того, как командир замолкал на середине разговора и торопился записать очередную свою идейку или важную мысль. Вместо этого он дождался появления официанта, оперативно отреагировавшего (и пяти минут не прошло) на щелчок пальцами.

– Еще штруделей с сыром и ветчиной мне и моему другу. И кофе.

Настраиваясь на долгое ожидание, Григорий устроился поудобнее за столом и немного мечтательно протянул:

– Осень…

В трактире «Три гуся» в этот вечер было непривычно шумно. Нет, он и в другие дни не являлся тихой богадельней, в нем часто «спрыскивали» удачные сделки или топили горе на дне штофа-другого мутноватой (зато дешевой) как бы казенной водки. Иногда устраивали пьяную бучу, обычно с большой радости, но все же такое случалось очень редко, так как хозяин заведения своей выгоды не упускал, оценивая даже обычную стопку, как хрустальную вазу, и никогда не забывал (и не прощал) своих должников. Но в этот раз причина шума была довольно безобидной – одному из завсегдатаев трактира вдруг захотелось устроить себе праздник. Так как это желание совпало с его возможностями (а такое бывало нечасто), он тут же щедрой рукой проспонсировал накрытие хорошего стола – а приятная компания из дружков-товарищей и так образовалась, сама собой. На этом фоне как-то незаметно прошло появление пана с тросточкой в руках, спокойно прошедшего в глубь общего зала и растворившегося в сумраке одной из ниш, где за небольшим столиком так любил посидеть с «рюмочкой чая» старый писарь городской управы.

– Пан Абай? Надо же, не думал, что мы с вами увидимся еще раз. Рад видеть. Чем могу?

– Да все тем же, уважаемый Войцех, все тем же. Как ваше драгоценное здоровье?

Старик поблагодарил за заботу, делано покряхтел, самую малость помолчал для приличия и согласился помочь – тем более что из-под ладони гостя отчетливо выглядывал уголок бумажки. Такой красивой-красивой, замечательной радужной расцветки и солидного достоинства. А самое приятное было в том, что выглядывала сторублевка не одна, а в компании как минимум трех своих товарок.

– Какие бумаги требуется заполнить в этот раз?

– Вы знаете, почтенный, мне пока и прежней вашей работы хватает. А вот чего не хватает – так это знакомства с хорошим человеком вроде вас. Чтобы и красиво писать умел, и в бумагах разбирался хорошо. Можно даже сказать – был бы большим мастером в этом деле, от подбора материала до нужной краски. Поможете?

Войцех резко отодвинулся от азиата, обманувшего его самые лучшие чаяния, и с некоторой враждебностью в голосе заявил:

– Вы ошиблись, пан Абай, подобных знакомств не имею.

– Ну зачем же так сразу и – нет. Вы, верно, решили, что мне «блинопек»[21]понадобился?

– А вы скажете, нет?!

– Скорее мне нужен отличный каллиграф и гравер. Желательно одинокий и согласный на переезд – и обязательно – подлинный мастер своего дела. А будет он при этом разбираться в подделке казначейских билетов или нет – мне совсем неважно. Главное, чтобы человек хороший был.

Писарь внимательно поглядел в лицо (и особенно в глаза) своего собеседника, увидел там что-то для себя важное и убавил неприязнь. Пожевал в сомнении губами, скосил глаза на сторублевки и с надеждой предложил:

– Может, все же я вам документы заполню, да и разойдемся на этом? А?

– Ну хорошо, уговорили. Правда, заполнять ничего не надо, я чистые бумаги возьму. Сколько дадите, столько и возьму – запас, он ведь карман не тянет, правда?

– То правда, пан Абай.

– Но и вы окажите мне любезность, пан Ставински. Так как?

Труженик пера и чернильницы в очередной раз пожевал губами и внезапно поинтересовался:

– Вы меня в политике не измажете? Или там уголовщине какой?