Читать книгу - "Абарат - Клайв Баркер"

— Ну, тогда... Ой, Шалопуто, вот опять то же самое!

Глиф занесло в сторону. Он сделал такой крутой поворот, что Шалопуто соскользнул со своего сиденья и вывалился бы за борт, не схвати его Кэнди вовремя за футболку. Ей с немалым трудом удалось удержать его. Она выпустила из рук край футболки, только когда Шалопуто обеими лапами уцепился за поручень.

А глиф тем временем набирал скорость. По какой-то прихоти он сам выбрал направление полета и, казалось, вознамерился следовать ему, невзирая ни на какие приказания экипажа. Кэнди и Шалопуто только и оставалось, что держаться изо всех сил за поручни, чтобы не выпасть из кабины.

— Ты не можешь заставить его сбросить скорость? — крикнул Шалопуто, щурясь от резкого ветра.

— Я пытаюсь! — ответила Кэнди. — Но он не слушается! Кто-то перехватил у нас управление, Шалопуто!

И она обернулась к своему спутнику. На лице у него застыло выражение полного недоумения и недоверия.

— В чем дело?

— Смотри!

Он произнес это хриплым от волнения голосом, который заглушил ветер, и Кэнди разобрала, что он ей сказал, по одним лишь движениям его губ. Точно так же прочитала она и следующие его слова:

— Двадцать Пятый Час.

Кэнди стала вглядываться в даль.

На некотором расстоянии от них, прямо по ходу глифа, высилась огромная колонна, состоявшая, казалось, из одних лишь облаков, что завивались спиралью. Когда-то Кэнди уже видела эту картину с вершины башни Веббы Гаснущий День. Это и впрямь был Двадцать Пятый Час, Время Вне Времен.

— Что-то нас притягивает туда! — прокричала Кэнди.

— Что бы это могло быть? И с какой стати оно нас тащит? Кэнди пожала плечами:

— Судя по всему, мы скоро это выясним. Сомневаться в справедливости ее слов не приходилось.

Глиф мчался вперед с такой скоростью, что облака так и мелькали у них над головами, а блики света на поверхности моря сливались в широкую золотую ленту и слепили глаза. Кэнди оставила попытки повлиять на движение машины силой мысли. Это был напрасный труд. Глиф подчинялся какой-то иной силе, столь могущественной, что нечего было и думать вступать с ней в противоборство. Убедившись, что глиф держит курс на Двадцать Пятый Час, Кэнди с ужасом вспомнила леденящие душу рассказы о тех, кому довелось побывать на этом острове. Большинство из них так и не вернулись назад. А возвратившиеся сошли с ума. Оба этих варианта ее никак не , устраивали.

— Может, нам выпрыгнуть из глифа? — крикнула она Шалопуто сквозь свист ветра.

— На такой скорости? — возразил он. — Но это же верная смерть!

Вероятно, Шалопуто был прав. Но что произойдет, когда они врежутся в стену облаков, скрывающую чудеса — или ужасы — Двадцать Пятого Часа? Возможно, это будет для них ничуть не менее самоубийственно.

И вдруг — в какой-то момент — оба они поняли, что при всем желании не смогут больше ничего предпринять для своего спасения.

Глиф закружило в воздухе. Он несколько раз повернулся вокруг своей оси с такой скоростью, что Кэнди и ее друга намертво вдавило в сиденья. Последним, что услышала Кэнди, был отчаянный вопль Шалопуто, прощавшегося с жизнью, а потом все звуки — рев ветра, крик Шалопуто, треск, с каким глиф вдруг замер на полном ходу, — потонули в глубокой тишине.

Она внезапно очутилась в кромешной тьме, где не было ни шороха, ни всплеска, ни единого проблеска света, ничего. Тьма и тишина.

Кэнди больше не чувствовала под собой сиденья глифа. И Шалопуто рядом не оказалось. Она убедилась в этом, вытянув руку. Кэнди парила в густой тьме, в пустоте, без какой-либо опоры, без возможности прикоснуться к чему-нибудь.

И тут она вдруг услыхала знакомые звуки. Дождь. Капли, струи, потоки дождя.

Эти звуки, хотя они и доносились откуда-то издалека, подействовали на нее удивительно ободряюще. Чем бы ни оказалось это темное пространство вокруг, если здесь идет дождь, значит... значит, все еще может закончиться хорошо. А через несколько секунд до слуха Кэнди долетел другой звук. Нет, даже не один.

Биение двух сердец.

Кто-то еще был с ней в этом кромешном мраке. Совсем, совсем рядом.

Она хотела было окликнуть: «Кто здесь?» — но язык почему-то отказывался ей повиноваться. Все, что ей оставалось, — это ждать и прислушиваться к биению двух сердец и шуму дождя.

Однако Кэнди не было страшно. Стук сердец и плеск дождевых капель вселяли надежду...

И тут к двум этим уже ставшим для нее привычными звукам присоединился третий. Который она меньше всего ожидала услышать в этом волшебном, загадочном месте. Звук голоса ее матери.

— Ты уж побыстрей, пожалуйста, Билл! — сказала Мелисса Квокенбуш. — Я долго не выдержу!

Голос ее доносился откуда-то издалека. Но Кэнди было ясно, что сейчас их с матерью разделяет вовсе не расстояние, а что-то другое. Какая-то плотная преграда.

— Слышишь, милый? Не оставляй меня одну здесь надолго.

«Здесь?» — пронеслось в голове у Кэнди. Что Мелисса Квокенбуш хотела этим сказать? Неужели она тоже очутилась на Двадцать Пятом Часе? Разумеется, этого не могло быть. А кроме того, в голосе матери звучало что-то такое, чего Кэнди никогда прежде в нем не слышала. Голос этот принадлежал женщине значительно моложе, чем та Мелисса, какой Кэнди видела ее в последний раз, когда мама посыпала пряностями мясо. И вот еще что: когда, интересно, в последний раз мать обращалась к отцу «милый»? Да с тех пор прошли годы и годы!

И тут — удивлению Кэнди не было границ — послышался ответ отца.

Голос его, как и Мелиссин, доносился до Кэнди словно сквозь какую-то преграду. Но она без труда уловила не свойственные отцу мягкость и заботливость.

— Обещаю, что не стану мешкать, дорогая. Держись! Я вернусь через пару минут.

— Может, лучше мне пойти с тобой? — сказала Мелисса.

— В твоем положении, детка? — с нежностью возразил Билл Квокенбуш. — Не думаю, что это стоящая мысль. Там так зябко, бррр. Будь умницей. Оставайся в машине и закутайся поплотней в одеяло. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как я уже вернусь. Я тебя люблю, ягненочек.

— Я тебя тоже, барашек.

Ягненочек? Барашек? Кэнди не верила своим ушам. Ей никогда не доводилось слышать, чтобы родители называли друг друга такими нежными прозвищами. Даже в далеком детстве. Может, она успела об этом забыть? Вряд ли. Уж ягненочка и барашка она бы запомнила. Она почувствовала неловкость, словно шпионила за родителями, словно приоткрыла завесу над их тайной жизнью, о которой никому, кроме них самих, не следует знать. Пусть даже эта жизнь закончилась когда-то давным-давно, когда они оба были молоды и влюблены друг в друга. Вероятно, еще прежде...

— Прежде, чем я родилась на свет, — пробормотала Кэнди. На сей раз язык ей почему-то полностью повиновался, и она произнесла эти слова хотя и не громко, но совершенно внятно.