Читать книгу - "Небеса ликуют - Андрей Валентинов"

— Бегут! Бегут!

Я поглядел туда, где клубился черный дым. Сквозь прорехи можно было заметить неровный отступающий строй. Чей? Шевалье! Где шевалье, черт его побери?!

* * *

Дю Бартаса я нашел на самом краю вала. Грозный пикардиец стоял, скрестив руки на груди и надвинув мохнатую шапку на самые брови.

Тоже мне, принц Бурбон нашелся!

— А-а, Гуаира! Ну и спите же вы, мой друг! А баталия, признаться, преизрядная!

Я еле сдержался, чтобы не сбить с пана полковника шапку. Стратег, parbleu!

— Пока вы спали, нас, как видите, изволили атаковать. Но фельдмаршал-лейтенант Богун вовремя развернул пушки. Vieux diable! Ну и молодец!

— Король! — не сдержался я. — Что с королем?

— Гм-м… — Пикардиец нахмурился. — Признаться, я не совсем понял. Тут все толкуют о каком-то короле. Но ведь мы воюем с татарами! Правда, татар я отчего-то не видел, нас атаковала латная конница…

Дьявол!

* * *

Клубы дыма сгустились, скрывая поле боя. Но вот откуда-то слева послышался знакомый визг. Сначала еле слышный, затем все громче и громче. Земля задрожала от ударов тысяч копыт.

— Кху-у-у-у! Ху-у-у-у-у! Алла-а-а!

Татары! Ну и тяжелый язык у шевалье!

Я растерянно оглянулся. Неужели так и делается история? Сейчас орда сметет остатки разбитых гусарских хоругвей, ворвется в королевский лагерь…

И все? Полумесяц над Варшавой, полумесяц над Краковом? Вместо Республики — Лехистан?

— Слава! Сла-а-ва!

Вот они! Огромная серая туча, стелющаяся над самой травой. Ни людей, ни коней — одно неровное грязное пятно. Наползает, затопляет поле…

А я понадеялся на польские пушки! У capitano Хмельницкого их тоже оказалось преизрядно.

Арцишевский, пся крев, где тебя черти носят?

Наконец громыхнуло — далеко, возле самого польского лагеря. Негромко, неуверенно. Громыхнуло, стихло…

Я махнул рукой и стал спускаться вниз. Sit ut sunt aut non sint![23]Если Ян-Казимир все-таки жив, еще есть надежда. А если нет, то уже сейчас паны шляхта разбегаются по ста разным дорогам и тропкам. В атаке — волки, в бегстве — зайцы…

То-то радость сьеру римскому доктору! И не ему одному. Захочет ли теперь Паоло Полегини даже разговаривать с посланцем Конгрегации?

Vae victis!

Крики не стихали, пушки у королевского лагеря продолжали огрызаться, но я уже не обращал внимания на весь этот шум. Забавно читать в книгах про войну о том, как с высокого холма некий очевидец наблюдает за ходом баталии. Полк налево, хоругвь направо… То, что это ерунда, я понял лет в шестнадцать, когда отец Мигель разрешил мне садиться на коня. Сельва, свист стрел у самого уха, резкий запах пороха, ветки, бьющие по глазам, — и чье-то окровавленное тело под копытами хрипящей лошади. Лишь потом узнаешь, кто, собственно, победил. Но и тут, на огромном поле, ничего не понять. Дым, фигурки мечутся, даже неясно — отступают ли, атакуют. И пушки гремят — непонятно чьи…

Кстати, кажется, они гремят уже громче! Куда громче — и ближе!

Кажется?!

— Тикают! Тикают!

«Цукеркомпф» упал с головы, но я даже не обратил на это внимания. Почудилось, что вал внезапно вырос, стал выше пирамид, выше Кельнского собора.

— Тика-а-аю-ют! Татары тикают!

Ноздри вдохнули острый пороховой запах — ветер бил в лицо. Там, впереди…

…Там, впереди, не было ничего — кроме надоевшего черного дыма. Но вот мелькнуло что-то серое, за ним еще, еще…

— То что ж они творят, гололобые? Ах, сучьи дети! Наконец ветер смилостивился, ударил по черной пелене, разорвал, погнал клочьями. И сразу же стало видно все — далекие бастионы, сверкающий белым железом конный строй — и огромное серое пятно, уползающее с поля.

Татары бежали. Но не влево, где на холме ветер развевал многохвостый ханский бунчук, а направо, к голубой ленте Стыра. А за ними, медленно и ровно, словно на королевском параде, разворачивалась латная конница. Часть хоругвей поворачивала вправо, готовясь идти вдогон за убегающей с поля битвы ордой, остальные же строились фронтом к замершему от неожиданности Вавилону. Неужели?

— Ma foi! Пушки готовьить! Бистро! Бистро! Резкий голос шевалье заставил очнуться. Дю Бартас тоже увидел. Увидел — и понял раньше меня. Что же случилось? Татары уходят к Стыру. Хитрость? Засада? Сейчас коронные полки ударят в лоб, их левый фланг почти открыт, на правом — турки…

— Заряжай! Бистро!

— То первый готовый, пане пулковнику!

— Второй готовый!

— Третий…

А земля уже дрожала — мерно, грозно. Гусарские сотни мчались к табору, солнце горело на острых стальных крыльях и наконечниках пик. Среди белых хоругвей высоко поднимался огромный штандарт со знакомым орлом.

— Король! То король!

Растерянный крик прокатился, замер, отозвался дальним эхом.

— Король!!!

Его Милость Ян-Казимир вел гусар на мятежный табор.

Впрочем, растерянность прошла быстро. Короткие команды, дымки фитилей, негромкое лязганье затворов. Черные реестровцы молча, не суетясь, строились вдоль вала. Три шеренги — задняя заряжает, средняя ждет, первая бьет по врагу…

Топот все ближе, уже слышен лошадиный храп, видны усатые лица под стальными шлемами. Глаз зацепился за что-то странное, желтое, в черных пятнах. Леопард! Огромная шкура, распластанная поверх стальной брони! Еще одна, еще…

Встречай, Илочечонк, родичей!

— Ля редют! Атансьо-о-он! Пали!

— Первая пали! Вторая!.. Третья!..

Грохот ударил по ушам. Кажется, и без меня нашлись встречающие!

— Пали!..

* * *

Земля исчезла, остался лишь страшный водоворот, орущий, кричащий, воющий. Всадники падали, лошади катались по земле, королевский штандарт накренился, исчез, снова взвился вверх.

— Первая!.. Вторая!.. Пали!

Били со всех сторон. Только сейчас я понял смысл простой затеи дю Бартаса. Недостроенный редут огромным мысом выдавался вперед, рассекая атакующих, расстреливая их с флангов.

Черт, дьявол! Почему я не отправил шевалье в Гомель?

— Пали! Пали! Слава!