Читать книгу - "Дочь тумана и костей - Лэйни Тейлор"

Итак, Мадригал проводила свои дни в магазине или в соборе с Бримстоуном, связывая зубы или колдуя над телами, и все свои ночи — столько, сколько могла — с Акивой.

Она приносила свечи для Эллай и её любимые специи, еду, которую они ели руками после занятий любовью. Медовые конфеты и опьяняющие ягоды, и жаренных птиц, чтобы утолить их зверский голод, и они никогда не забывали забрать вилковую косточку из птичьей грудки. Она приносила вина в небольших бутылях, и крошечные чашечки, вырезанные из кварца, чтобы потягивать из них напиток, которые они потом споласкивали в священном источнике и прятали под алтарем до следующего раза.

И каждый раз, на прощание, они ломали косточку, надеясь встретиться в следующий раз.

Мадригал всегда считала, что как бы тихо она не вела себя в присутствие Бримстоуна, тот всегда знал, чем она занимается. Она чувствовала как, его желто-зеленные глаза прожигают её насквозь, и говорила себе, что так дальше не может продолжаться и она должна положить этому конец. Однажды она даже отрепетировала, как скажет это Акиве, когда прилетит в траурную рощу. Но, как только увидела его, вся подготовленная речь вылетела у неё из головы, и Мадригал сдалась, не раздумывая, бросившись на встречу своему счастью. Они считали это место миром начала их истории — раем, который ждет влюбленных, чтобы те наполнили его своей радостью.

И они наполняли его. Целый месяц встреч украдкой по ночам и, время от времени, вечерам, залитых солнцем, когда Мадригал могла сбежать из Лораменди. Они укрывали друг друга своими крыльями, упиваясь счастьем и называли это своим миром, хотя оба понимали что это НЕ мир, а всего лишь их тайное прибежище, а это разные вещи.

После того как они встретились уже несколько раз и начали узнавать друг друга по-настоящему, с жадностью влюбленных, которые хотят знать всё (из бесед и прикосновений, запоминая каждый момент и мысль, запахи и шепот), когда отбросили скованность и робость, то задумались, что их ждет в будущем, которое рано или поздно настанет и уже не могли притворятся, что всё в порядке. Они оба знали, что это не жизнь, особенно для Акивы, который ни с кем не виделся, кроме Мадригал, и спал все дни напролет, желая, чтобы поскорее наступила ночь.

Акива поведал ей, что он незаконнорожденный сын императора, из целого легиона себе подобных, которые были рождены убивать. И рассказал ей про тот день, когда в гарем явились охранники, чтобы забрать его от матери. Как она отвернулась и позволила им забрать его, как будто он и не был её ребенком, а она всего лишь уплачивает свою десятину. Как сильно он ненавидел своего отца за то, что тот плодит своих отпрысков, обрекая их на гибель, и в этой вспышке гнева, она заметила, что Акива винит и себя, что он один из этих смертников.

Мадригал погладила его выпуклые шрамы на костяшках пальцев и представила, что за каждой полоской скрывается смерть химеры. Она гадала, сколько их душ ей удалось спасти и сколько они потеряли.

Она не открыла Акиве тайну воскрешения. Когда он спросил её, почему на её ладонях нет глаз-татуировок, она придумала какую-то отговорку. Она не могла рассказать ему о воскресших — ревенентах. Этот секрет имел огромное значение, он был очень важен, от этого зависела судьба её расы, и она не могла поделиться им, даже ради того, чтобы уменьшить чувство вины из-за убитых им химер. Вместо этого, она поцеловала его метки и сказала,

— Нас учили только искусству войны, но есть и другая жизнь. Акива, мы можем обрести её. Мы можем изобрести её заново, для себя. И здесь положить ей начало.

Она прикоснулась к его груди и ощутила, как бьется его сердце, наполненное любовью, его гладкую кожу и его шрамы и его (не свойственную солдату) нежность. Она взяла его за руку и, прижав к своей груди, сказала,

— Мы в начале нашего пути.

И они стали верить, что всё могло быть именно так.

Акива рассказал ей, что за два года после Баллфинча он не убил ни одной химеры.

— Это правда? — спросила она, с трудом в это веря.

— Ты показала мне, что можно жить, не убивая.

Мадригал посмотрела вниз на свои руки и призналась,

— Но я убивала серафимов.

Акива взял ее за подбородок и притянул ее лицо к своему.

— Но, подарив мне жизнь, ты меня изменила, и вот мы здесь, благодаря этому. Могла ли ты подумать, прежде, что такое возможно?

Она покачала головой.

— Не думаешь ли ты, что другие могут тоже измениться?

— Некоторые, — сказала она, думая о своих товарищах, друзьях. Белом Волке. — Не все.

— Некоторые, а потом и остальные.

Некоторые, а потом и остальные. Мадригал кивнула, и они вместе представляли себе другую жизнь не только для себя, но и для остальных рас Эреца. И весь тот месяц, пока прятались и любили друг друга, мечтали и планировали, они и сами уверовали в то что говорили, словно так и должно было бы быть: будто они были первыми ростками, предназначавшиеся для чего-то грандиозного и волшебного. Они не знали что или кто этим движет — Нитид или светочи, а может, нечто совсем иное, но эта сила жила в них, чтобы принести умиротворение их Миру.

Теперь, когда они ломали птичьи косточки, то надеялись, что смогут осуществить свои мечты. Они понимали, что невозможно вечно прятаться в роще и предаваться мечтам. Нужно было приложить немалые усилия, чтобы воплотить это в жизнь; они были только в самом начале пути к их осуществлению, с такой страстью верили в это, что они возможно сотворят чудо, если бы не были преданы.