Читать книгу - "Отель «Калифорния» - Мира Вольная"

Саныч будет орать. Саныч будет очень громко орать…

Проснулся я ближе к полудню, судя по часам на тумбочке. За окном снова лило и для разнообразия гремело. Твою мать, две птички-сестрички реально загостились. Нанести им визит вежливости, что ли?

Я хмыкнул, поднимаясь, и отправился в душ.

Какого…

Я тупо разглядывал свое отражение в зеркале и оценивал творение рук… близнецов очевидно. Кит, конечно, тоже мог, но мне все-таки казалось, что панк выдумал бы что-нибудь поинтереснее, хотя…

Я был рыжим.

Точнее каким-то неровно полосатым, как страдающий проказой хомяк. Кончики волос, отросшая за ночь щетина, брови. Рыже-полосатые.

И эта дрянь, чем бы она ни была, не смывалась. Краска…

Ладно. Шутку оценил.

Маленькие засранцы!

Я плеснул водой в лицо, почистил зубы, оделся и пошел вниз, на запахи. На сводящие с ума запахи булочек с корицей, кофе и тостов.

Когда я вошел в двери ресторана, Мара сидела ко мне спиной, за ближайшим столиком, больше внутри никого не оказалось. Она была в мешковатых спортивных штанах, толстовке и белых плюшевых тапках, на экране ноутбука красовались какие-то рентгеновские снимки, на столике валялись документы, дымилась кружка с кофе. А мне почему-то стало трудно дышать, воздух застрял в горле, не получалось сдвинуться с места, даже руку поднять я был не в силах. Картинка гипнотизировала, притягивала, как алкоголика к бутылке, как человека с обсессивно-компульсивным расстройством к ручке двери или выключателю. Мне казалось, что я двигаюсь словно сквозь застывающий кусок смолы или свечного воска, а прикоснуться к Маре вдруг стало жизненно необходимым. Странно. Непонятно.

Потому что с другой стороны я не хотел разбивать то, что висело сейчас в воздухе.

— Мара, — выдохнул чуть ли не со стоном, все же наклоняясь к девушке, целуя ее.

Наваждение, одержимость, болезненная необходимость.

Господи, какими сладкими были эти губы. Господи, каким жарким — поцелуй.

Я выдернул ее из-за стола, не обращая внимания на грохот свалившегося стула, приподнял и прикусил нижнюю губу, лизнул долго и медленно, наслаждаясь вкусом, смешанным с кофе и корицей, скользнул своим языком внутрь манящего рта. Я прижимал ее так крепко к себе, как только мог, чтобы не причинить боли, я играл с ее языком, пробовал и пил дыхание, чувствовал каждый изгиб сводящего с ума тела. Пробрался рукой под толстовку и слегка сжал грудь, отметив, что сосок твердый.

Я не мог оторваться, укусил в шею. Один раз, второй, еще и еще.

Она обвила меня ногами, схватила рукой за волосы, заставив поднять лицо, и уже сама набросилась на мой рот с приглушенным, каким-то отчаянным стоном. Мара потерлась о меня несколько раз, и я не выдержал. Развернулся, усадил, а затем и уложил Шелестову на ближайший столик, просунул обе руки под толстовку.

— Скажи, что в отеле никого нет, — прохрипел, покусывая подбородок. — Скажи, что сюда никто не зайдет.

— Есть, — прохныкала Мара. — Теть Роза на кухне, — она дышала тяжело, произносила слова и фразы отрывисто. — Кит с Крюгером и близнецами на улице и…

— К черту, — дернул я головой. Желание дошло до той стадии, когда соображать я уже не мог. — Это будут их проблемы.

— Вол…

Я рывком стянул с нее штаны, расстегнул свои брюки. Не было времени на игры, не было времени на ласки. Я только несколько раз провел рукой по набухшему клитору и вошел в нее. Резко. С громким шлепком, скрежетом ножек по деревянному полу, с шипением, вырвавшимся изо рта.

Мара выгнула спину, схватилась руками за края стола, закусила нижнюю губу. Закусила сильно, откинула голову, так, что стал заметен кадык, вздувшиеся жилки и вены.

Чтоб меня…

Я продолжал вколачиваться в нее, чувствуя, как внутренние мышцы обхватывают меня, чувствуя, какая она влажная и горячая, сходя с ума от каждого следующего движения все больше и больше. Я содрал толстовку, открывая грудь собственным губам и языку. Когда коснулся соска зубами, когда втянул его в рот, Мара стиснула меня ногами так, что я думал, она сломает мне ребра. На теле серебрились и блестели капли пота, губы были ярко-красными, кровавыми, потому что она то и дело прикусывала их в попытках сдержать стоны, в попытках не выдать нас с головой.

Мышцы горели, тело горело, горело все вокруг, даже дыхание было горячим, обжигающим, по телу прокатывалась болезненно-приятная, жалящая дрожь.

Я переместился ко второй груди, прокладывая дорожку из укусов и поцелуев, ощущая солоноватый вкус и нежную мягкость кожи. Как сливки, как только что взбитый крем. Потрясающе. Невозможно потрясающе.

Ее руки пробрались ко мне под рубашку, Мара приподнялась, садясь, нашла мои губы, вжала меня в себя еще больше, хотя секунду назад казалось, что ближе уже некуда. И снова ее острые коготки оставили следы на моей спине, очередное шипение вырвалось наружу. За изящной спиной распахнулись графитово-серебряные крылья.

Я опустил одну руку к клитору, ускоряя темп, вбиваясь в нее все больше, глубже, сильнее.

Еще несколько секунд… Всего пару секунд…

Другую руку положил на основание длинной шеи, чувствуя, как намокли волосы Мары от пота, притянул девушку к себе, понимая, что следующий стон она сдержать не сможет, и поймал крик собственными губами, проглотил его, упиваясь.

Мара забилась, изогнулась, царапая мои предплечья.

Еще чуть-чуть… Ну!

И меня прошибло насквозь, я зажмурился, чувствуя пульсацию, ловя… судя по ощущениям, словно ловя, запирая в себе бурю. И тут же выпуская ее. Меня будто разорвало на части. Удовольствие почти свалило с ног.

Твою…

Я прислонился лбом ко лбу Шелестовой и пробовал вспомнить, как правильно дышать. Получалось с трудом, но хоть как-то. Мара обняла меня за шею, легко поцеловала в губы.

Я с трудом выпутался из ее объятий, огляделся в поисках вещей, привел себя в порядок. Ноги и руки все еще были словно ватными, а дыхание сбитым, но постепенно я приходил в норму. Стянул со стола салфетку, подобрал одежду, вернулся к девушке.

Она все еще лежала с закрытыми глазами, распахнутыми крыльями, растрепанная, влажная от пота… Прекрасная, невероятная, невозможная.

Я вытер по-прежнему подрагивающее тело, наклонившись и осторожно и мягко покусывая мочку уха, опустился на колени, надевая трусики и штаны, улыбаясь улыбкой счастливого идиота. Сам не зная, почему.

— Волков, а ведь мне может и понравиться, — промурлыкала она томно, тягуче, тоже улыбаясь и все еще не открывая глаз.

— В том-то и весь план, — просунул руки под спину и все-таки посадил Шелестову. Она медленно и нехотя открыла глаза. Я снова ее быстро поцеловал, с сожалением отмечая, что Мара убрала крылья, натянул на голову толстовку, убирая со все еще раскрасневшегося лица волосы.