Читать книгу - "Чудо и чудовище - Наталья Резанова"

И когда вспыхнул обреченный дом, это сборище народа, разом вырвавшееся из пелены сна и брошенное в пучину паники, было едва ли не опаснее, чем сам пожар.

Ошалевшие, перепуганные богомольцы метались, наступая на тех, кто не успел встать на ноги, и сбивая на землю тех, кто успел. Пытались пробиться к выходу, и в сполохах огня не находили его. Если бы кто-то, сохранивший остатки здравомыслия, не распахнул настежь ворота, наверняка самых слабых задавили бы и затоптали насмерть. А так дело обошлось синяками, вывихами, в худшем случае – переломанными костями.

Но когда оказавшиеся на улице осознали, что их жизни в безопасности, многие, опамятовавшись, поняли, что происходит. Дом горел. И в нем оставались люди. А были еще и другие дома, а и если огонь перекинется через стену…

Кинулись за водой к ближайшим колодцам. И по домам – искать топоры и крючья. Со двора вышвыривали все, что могло загореться и затаптывали очажки огня, возникшие там, где искры уже попали на солому и брошенную одежду. А те, кто посмелее, бросились к пылающему дому – вытащить тех, кому с вчера так завидовали. Но было поздно. Все, что они могли – обрушить стены ( крыша прогорела и рухнула внутрь) – чтобы пламя не достало других построек странноприимного двора. Это занятие так захватило их, что они не сразу обратили внимание на крики, раздавшиеся среди толпившихся у ворот и на улице.

– Поджигатель!

– Поджигателя поймали!

– Вон его тащат!

Его втащили во двор, немилосердно расталкивая зрителей, которые не успели еще пресытиться одним страшным происшествием и жаждали нового. На общее представление о поджигателе – мерзком разбойнике, грязном шакале городских трущоб, он никак не походил . Скорее уж за таковых могли сойти те, кто тащил его – оборванные, всклокоченные, злые. И тот, кто шел впереди, сжимая в руке фалькату, чрноволосый, поджарый, в выцветшем плаще жителя пустыни, тоже не походил на мирного паломника, прибывшего из отдаленной деревни, хотя за пояс, перехватывающий его одежду, был заткнут цеп.

А заподозренный в тягчайшем преступлении был красивым молодым человеком в плаще дворцовой стражи, почему-то без шлема и оружия. Шлем, должно быть, сбили, и фальката, которую держал вожак поимщиков, принадлежала ему. Сполохи огня отражались в пластинах панциря, а на щеке его темнело пятно – то ли сажа, то ли кровоподтек. Испуганным пленник не выглядел.

Его встретили возгласами не столько возмущения, сколько удивления. Некоторые даже смеялись, взвизгивая.

– Вы что, умом рехнулись! Это же царский посланник. Он тут с вечера дважды был!

– Ну да, он еще этих бедолаг привез, которые сгорели… Привез, потом навещал…

– Да, я человек царицы, – спокойно подтвердил пленник. – Так что руки прочь и расходитесь.

Повелительный тон возымел бы свое действие, если бы не вмешался парень с фалькатой.

– А пусть-ка царицын человек нам скажет, почему он, как вышел, не вернулся во дворец, а в темноте за домами схоронился? Я как заметил его, решил – следит за кем-то. Ну, то дело царское, не наше, я заснул. А проснулся оттого, что дом горит, а он там, по улице чешет, хоть бы панцирь свой чем занавесил, чтоб не блестел…. И ворота снаружи приперты. Я их открыл, народ кликнул, и за ним.

Державшие пленника оборванцы согласно закивали и загомонили – так, мол, все оно и было.

– Так что скажешь?

Молодой человек надменно вскинул подбородок, повел мускулистыми плечами, точно желая сбросить противников, как ветошь. Но не сбросил.

– Не твое дело, раб! Я приказал отпустить меня!

– Здесь не дворец, рабов нету! – вскинулся вожак, но его самого перебили.

– Пусть скажет – поджигал или нет? – пронзительный женский голос взлетел над толпой. Никто не видел, кто спросил, но собравшиеся словно бы сразу позабыли обо всем остальном. Они стали стягиваться ближе, жадно вперяясь в лицо пленника.

Это мгновение решило все. Человек опытный давно бы сочинил правдоподобное объяснение. Или прямо обвинил бы в поджоге своего обвинителя. Или просто сказал бы : "Нет". Но у Бихри опыта не было. Он не привык сталкиваться с неповиновением черни. В Зимране царское слово было законом, а простолюдины трепетали перед царскими телохранителями. То, что не все города Нира похожи на Зимран, он еще не успел выучить. Вдобавок, он был оскорблен тем, что какой-то бродяга сумел его обезоружить, а жалкие оборванцы повисли у него на руках.

– Это был приказ! – выкрикнул он.

– Что ты врешь! Кто приказал бы сжечь паломников?

– Они не паломники! Они убийцы, покушавшиеся на жизнь царя и царицы!

– Братья, он точно врет, чтобы отбрехаться, – сказал кто-то. – Я тех людей знаю, они, как и я, из Илая. Мужа звать Офи, а жену Самла. Деревенские старики, ничего за ними не было…

– Они преступники и заговорщики, – настаивал Бихри.

– Тогда почему их в тюрьму не взяли, не казнили? Почему хуже, чем со зверями обошлись? – спросил человек, отобравший у Бихри меч.

Кругом снова завопили:

– Убийца, поджигатель!

– Живодер!

– Он нас не обманет! Прикончить его!

– Что-то здесь не так… что-то тут кроется, – бормотал человек с фалькатой. – Почему их сюда привезли и всех прочих из дома выперли? Почему он дважды приходил? Почему те двое не выбрались?

Но его никто не слушал. Выискивать подоплеку дела было не интересно. Свершилось преступление, и виновник стоял перед ними был схвачен. И клич "Прикончить его!" завладел умами.

Бихри не был трусом. Он с шестнадцати лет служил Ксуфу, участвовал в войне с Маттену и десятках мелких стычек, видел, как убивают людей, и убивал сам. Но одно дело, когда на поле боя воины сталкиваются с воинами: оружие против оружия, сила против силы, доблесть против доблести. Это не страшно, это весело, это горячит кровь… Но сейчас… Кольцо сжималось вокруг него, и в отсвете догорающего пожара он видел лица-маски, лица-морды, лица – оскаленные черепа, отмеченные голодом и болезнями, мужчин, изуродованных шрамами и еще более страшных женщин, ощеренных, распатланных … Их руки тянулись к нему – скрюченные, сжатые в кулаки, сжимающие палки и ножи. А он был безоружен. Один, посреди разъяренной толпы – и безоружен. Впервые в жизни.

И Бихри испугался.

– Я не виноват! Царица приказала мне! Царица… – он все еще надеялся, что магическое слово смирит озлобленную чернь.

– А ведь и верно! Этот красавчик был в храме рядом с царицей!

– Да, да! – отчаянно подхватил Бихри. – Это она велела привезти их, усыпить и сжечь!

На краткий миг установилось молчание. А потом новый взрыв проклятий, ругани, плача. Одни кричали, что убийца клевещет на царицу, на любимицу богини, другие поливали бранью подлую суку, ведьму, которая заманила в ловушку и убила добрых людей. Говорят же, что отравительницы всегда так поступают – испытывают свои зелья на невинных людях, а потом заметают следы. Но сейчас ей не удалось скрыть преступления, пособник злодейства схвачен, и…