Читать книгу - "Сделка с профессором - Полина Краншевская"

От жжения в глазах Бетти появились слезы, и она, боясь, что Атли это заметит и спросит в чем дело, смахнула их и поскорее запихала в рот кусок хлеба. Понемногу ей стало легче, но она и думать не хотела о том, чтобы есть настолько острое блюдо.

– Тебе не понравилось жаркое? – спросил Атли.

– Я не очень люблю острую пищу, – уклончиво отозвалась она, не желая его обидеть признанием в том, что его любимое блюдо просто ужасно.

Атли с удивлением вскинул брови.

– Острое? О чем ты? Я и сам не выношу перец в еде и не позволяю повару добавлять его даже в незначительном количестве. Да и на стол перечницу здесь никогда не ставят.

– Мне показалось… – начала было Беатрис, но тут ее осенила внезапная догадка.

«Ах она мерзавка! Специально испортила мою порцию, чтобы выставить меня идиоткой! Но как она это сделала? Жаркое ведь подали в большом блюде, и накладывала она нам обоим именно из него».

– Я не очень голодна, – солгала она и отодвинула полную тарелку.

– Раз тебе не хотелось есть, могла бы предупредить об этом, – ответил он. – Здесь никто тебя не будет заставлять давиться едой.

– В следующий раз я так и сделаю, – заверила его Бетти.

Пруденс вернулась с кувшином в руках, по ее горящему взгляду Беатрис поняла, что ее догадка верна, и с подозрением покосилась на воду. Служанка хотела наполнить ее стакан, но Бетти выпалила:

– Нет, не нужно!

– Но вы же сами попросили, – изумилась Пруденс.

– Что с тобой? – с тревогой взглянул на нее Атли. – Тебе нехорошо?

Беатрис уже решилась признаться в том, что именно послужило причиной ее необъяснимого поведения, но Пруденс будто почувствовала, что ее сейчас разоблачат, быстро убрала тарелки со стола, сложив их вперемешку с приборами на поднос.

– Да нет, – все же попыталась оправдаться Бетти. – Со мной все в порядке. Просто мне попалась довольно острая порция жаркого.

Атли нахмурился и приказал:

– Пруденс, подай блюдо, я сам попробую мясо.

Служанка исполнила его распоряжение и протянула чистую вилку.

– Все в порядке, – сказал он, жуя выбранный кусочек. – Ни единого намека на перец. Ты, видимо, еще не пришла в себя после переноса.

– Может быть, – стушевалась Беатрис и поникла.

«Как же так? – обдумывала она свое положение. – Мне же не показалось. Мясо действительно невозможно было есть».

Пруденс прибрала стол и спросила:

– Чай подать сюда, господин? Или желаете перейти в гостиную?

– Лучше сюда, – ответил он. – У меня еще есть дела, я не буду задерживаться в доме после ужина.

Служанка удалилась, а Бетти спросила:

– Ты куда-то уезжаешь?

– Нет, – покачал он головой. – Но есть кое-что требующее моего внимания.

Беатрис ждала хотя бы обтекаемых объяснений, но Атли больше не сказал ни слова, а она постеснялась допытываться, страшась, что он сочтет ее навязчивой.

После чая, прошедшего, к вящей радости Бетти, без происшествий, Атли проводил ее до лестницы.

– Доброй ночи, Беатрис. Отдохни, как следует. Если завтра тебе снова будет что-то мерещиться, обязательно скажи мне. Организм, не привыкший к нагрузкам во время перемещений, может реагировать самым причудливым образом.

– Доброй ночи, – отозвалась она, совершенно сбитая с толка.

Он поцеловал ее руку и направился к выходу, и ей ничего не оставалось делать, как подняться к себе.

В комнате она обнаружила, что часы идут верно, а потерянный колокольчик лежит на чайном столике, и у нее опустились руки.

«Мне, видимо, и в самом деле стоит хорошенько выспаться», – решила она и отправилась в ванную.

Чуть позже сидя на своей постели, расчесывая волосы и готовясь ко сну, Беатрис снова перебирала события вечера и размышляла:

«Может, мне все пригрезилось? И Пруденс вовсе не хотела сделать мне гадость?»

Так и не найдя ответов на роящиеся в голове вопросы, она потушила свет, нажав на синий кристалл в основании лампы-артефакта, и забралась под одеяло. Но сон никак не шел, она ворочалась с боку на бок не в силах забыться, и тут ночную тишину разорвало отчаянное конское ржание. Сердце у Бетти сжалось при одной мысли об обещании Атли разобраться с Демоном, и она заплакала, горько, надрывно, но без единого звука.