Читать книгу - "Злачное место - Николай Шпыркович"

– Я, – негромко сказал он. Вроде и слово короткое, а все ясно: раз сумел ты его произнести, а не издать сип судорожно сжатыми в посмертии голосовыми складками, значит, это действительно «ты» – живой теплый человек, а не нежить ходячая. Теперь ответного отзыва ждать надо – всякие случаи в лесу бывали…

– Я, – отозвался с пригорка Крысолов, и Артем стал взбираться на холмик, сбоку, чтобы не заслонять командиру обзор ни на минуту.

Он подошел к Крысолову, следящему за полосой, Крысолов, не оборачиваясь, к нему тихо сказал:

– Нормально, движения нет. У Куска тоже все тихо было. Ну удачи… – Он повернулся и принялся спускаться по склону.

Артем же начал приноравливать зрение к наблюдению. Инстинктивно – туда, где светлее всего, смотреть хочется: там видно лучше. – Только он это уже знал: насмотришься на сверкающую под луной траву, потом на темное место можно даже и не смотреть, все равно ничего не увидишь. Вот он и старался больше по темным местам взглядом шарить, а на светлые участки все больше так смотреть, краем взгляда. Тут бы очки, как у Банана, наверное, подошли бы, впрочем, светлело прямо на глазах. Летом всегда так: если лежмя не лежать, кучу работы переделать можно, к полудню ощущение, что в сутках гораздо больше двадцати четырех часов, и каждый час есть что делать. Ну им не косить, не пахать, можно еще и поспать, – хоть и беспокоился Артем за деревню и отца, а понимал, что и отдохнуть надо команде. Тем более сладко спится в эти часы, и часовым спать хочется, не зря «собачьей» эту вахту испокон зовут. Вот и Артему тоже спать хочется, прямо глаза слипаются, даже ребенок этот, что плачет, и то не мешает…

…Сонная одурь, наплывавшая волнами, слетела с Артема в одно мгновение. РЕБЕНОК?! ЗДЕСЬ?!! Наверное, тот самый адреналин, про который Старый говорил, пошел разгонять сердце, которое трепыхнулось вроде под самое горло, а потом мощно и сильно стало ударять в грудную клетку. Артем вскочил на ноги и увидел медленно двигающуюся фигуру – кто-то шел из лагеря ко все еще густым теням под елками, – именно оттуда доносился детский плач. Хотя какой там «кто-то» – по длинным волосам он узнал Варьку, которая уходила все дальше от места ночлега. Артем быстро глянул на лагерь – там все было спокойно, вон, сопят, никто и не пошевелился. Варька тем временем, слегка споткнувшись, перешагнула через ровик и уверенно направилась дальше. Ждать дальше было опасно, и Артем решился окликнуть ее:

– Варя!

Девчонка и ухом не повела. Зато мужики в лагере все вскочили, будто он выстрелил. Вот на плач – не реагировали никак, дрыхли себе, и все, а от Артемова голоса сразу проснулись.

– Грудничок с голоду ревет, – начал было Старый, глянул на показывающего рукой Артема, на Варьку – и осекся, поняв. Соображали в команде быстро – сразу двое, Крысолов и Старый, метнулись вслед за девчонкой, обходя ее с двух сторон, Кусок и Банан залегли с оружием на изготовку, целясь в разные стороны. Крысолов тем временем, в два прыжка добежав до девчонки, схватил ее и подсечкой повалил на землю. Та, будто очнувшись, задергалась, однако командир, придавив ее голову к лесной подстилке, держал крепко, и та, тоже что-то сообразив, затихла. Старый тоже остановился, присел на корточки, внимательно всматриваясь в заросли впереди себя, вскинув руку, сжатую в кулак. «Стоять», – перевел жест Артем. Детский плач вновь и вновь звучал над поляной, но теперь Артем начал четко вычленять в нем что-то… механическое, что ли. Будто запись одну и ту же крутили. Или вот: у Кузнеца проигрыватель стоял старый, на нем пластинки можно было слушать – не диски, а черные, большие такие. Иголку специальную поставишь на бороздку в начале пластинки – и все. Пластинка крутится, а из динамика – голос. Шипело только, а так – прикольно, в чем-то даже интереснее тех дисков, что в плеер заряжать надо было. Иногда иголка попадала в царапину на бороздках, и обрывок фразы или мелодии начинали монотонно без конца повторяться, до тех пор пока иголку не переставишь. Вот и тут похоже: «а-а-а-а, а-а-а-а…» – будто пластинку заело.

Старый еще посмотрел, а затем позвал уже голосом:

– Осторожно подходите сюда. Дальше меня не заходите, но посмотреть на это надо всем.

Крысолов и Варька поднялись на ноги, Варька тоже посмотрела туда, куда показывал рукой Старый, – видно было, как она передернула плечами, пока он что-то ей объяснял вполголоса.

Артем скорехонько огляделся – вроде все было чисто, – и он пошел к товарищам, не забывая тем не менее посматривать по сторонам, а также время от времени шаря по макушкам деревьев.

Негромко шурша невысокой травой – здесь, у края поляны она росла гуще, – подошли и Кусок с Бананом.

Старый молча показал рукой вперед. Впрочем, нос Артема уже за несколько шагов от него уловил знакомый гниловато-ацетонный запах зомбака – как раз из того места, откуда доносился плач. А как же он «плачет», зараза?

Артем всмотрелся в густые тени и понятливо кинул. Ага, вот оно чё…

…Здоровенная лиса с вытертой шерстью без устали, точно робот, приподнималась и опускалась на передних лапах, налегая грудью на ствол упавшей елки, причем не просто так, а как-то выдрючиваясь. Она терлась грудью о лесину, оставляя пучки шерсти на шершавой коре. В момент опускания из ее распахнутой пасти вырывался поток сжатого воздуха, который и походил на детский плач. Глаза, будто сделанные из мутного стекла, мертво уставились на группу добычи, стоявшую поодаль. Артем удивился: чего это лиса на них не бросается, но дикарь сам дал ему ответ: устав, по-видимому, ждать, когда подманенная добыча подойдет ближе, он тяжело перевалился через ствол и пополз к ним, зловеще скалясь. Задние лапы бессильно волочились за телом. Видно, хребет где-то перебила. Из-за небольшой скорости движения опасности лиса не представляла, а потому Крысолов, подождав, когда дикарь подползет поближе, спокойно выцелил ему голову и всадил из пистолета пулю – только гнилые брызги полетели.

«Не представляет-то не представляет, а если бы у нее хребет целый был? И раньше бы она на Варьку бросилась, не ожидая, пока она вплотную подойдет?» – с неприятным холодком в груди вдруг подумал Артем.

Что-то подобное наверняка и Крысолов подумал, потому что с неприятным прищуром уставился на Артема. И тот виновато приопустил голову: часовой, блин… В это время Старый спокойно спросил Варьку:

– Варя, а чего ты к этому зомбаку прямо в пасть полезла?

– Я… не знаю я, – беспомощно пожала та плечами, – я и не помню вообще-то всего… Нет, я вроде понимала, что ребенку в лесу взяться неоткуда, и в то же время думаю параллельно: помочь надо, плачет маленький… А вот как поднялась и шла, совсем не помню: очнулась только тогда, когда меня… вы, – она благодарно взглянула на Крысолова, – схватили.

– А раньше у тебя так бывало? Ну, может, сомнамбулия в роду была?

– Да нет, точно ни у кого не было.

– А ты, командир, – Старый повернулся к Крысолову, – ты же на малейший шорох реагируешь – помнишь, тогда во Пскове, мы же все тогда дрыхли без задних ног, кстати, ты тоже, но ты один изо всех нас среагировал, когда эти бестии подкоп под нас стали рыть? А замудохались мы тогда не в пример со вчерашним днем. И никто ведь тогда не проснулся, кроме тебя. А сегодня – ни ты и никто другой не проснулись. У меня, кстати, та же история, что и у нее, – он тронул девчонку за плечо, – умом понимаю, что ребенок в лесу – это бред, и в то же время сплю себе спокойно и, главное, просыпаться не хочу. Пусть, думаю, женщина сходит, это ее работа…