Читать книгу - "Гонка на выживание - Вадим Филоненко"

– Что-то я не понимаю…

– А чего тут непонятного? – раздражается Лонг. – Григ и его парни напали на одну из наших военных баз. Взорвали ее к чертям собачьим! Они пошли против своих, нарушили присягу и стали военными преступниками. Нас подняли по тревоге и приказали захватить Грига и его людей. Захватить или уничтожить.

– И что? Вам удалось выполнить приказ?

– Почти. Из отряда Грига в живых осталось всего несколько человек. Они сумели уйти от нас, а Григ… он вернулся, и мы… – Лонг издает странный звук: то ли кашляет, то ли матерится. – Короче, Грига мы взяли живым.

– А вы сражались с Григом на Фиоре? – уточняю я.

– Ну, как тебе сказать… В общем, и на Фиоре тоже.

– А на Фиоре есть такое место: руины среди белого песка?

– Да. Именно там и закончился наш бой с Григом.

– Вы сражались за лайдер, – вспоминаю. – Но почему? Зачем вам был нужен тот лайдер?

– Чтобы убраться с планеты… Видишь ли, от того, кому достанется этот лайдер, зависело, кому жить, кому умереть.

– В смысле? – не понимаю я.

– Фиора – весьма пакостная планетка, – поясняет Лонг. – Ее орбита проходит очень близко от местного солнца, и поэтому дневное полушарие раскаляется, словно адская печь. Ночью на Фиоре еще можно выжить, а вот днем… Наш бой с Григом начался ночью. Мы рассчитывали расправиться с ним за пару часов, но… короче, к утру нас осталась чертова дюжина, а в отряде Грига насчитывалось и того меньше. И мы все знали, что день на Фиоре не переживет никто. А чтобы успеть сдернуть с Фиоры до рассвета, нужен был лайдер. А он был мало того, что один на всех, но и лежал так, что не подступиться – вокруг открытое, простреливаемое пространство. Короче, в те – последние – минуты боя речь шла уже о наших собственных шкурах, потому что если бы лайдер достался ребятам Грига, то мы сдохли бы в тех песках.

– И кому он достался? – уточняю я.

– Григу.

– Но ты же жив! Ты «не сдох в тех песках»!

– Жив… – Лонг замолкает, мне слышно только его прерывистое хрипловатое дыхание.

– Лонг, – окликаю я.

– Григ вывез своих парней и вернулся за нами, – очень тихо говорит он.

И снова на меня обрушиваются воспоминания. Едва успеваю сказать:

– Пока, Лонг, – и разорвать с ним связь, как моя лестничная клетка исчезает, и я оказываюсь в руинах среди странных белых песков…

* * *

…Нас осталось семеро живых среди множества мертвых тел. Один из нас, Тимми, тяжело ранен – он лежит на животе, неудобно перехватив автомат одной рукой, а вместо второй торчит перемотанная окровавленными тряпками культя. Остальные заняли позиции среди руин и зло отстреливаются короткими скупыми очередями. Бой длился всю ночь, сейчас близится утро, и у нас почти не осталось времени.

Предрассветное небо обжигающе красное, словно пролитая кровь, а пески, напротив, кажутся ледяными – ослепительно белыми, будто это не песчинки, а хрусталики снега. Но это не снег – это песок, потому что даже сейчас от него идет сильный жар, да и воздух раскален и горяч, точно адская печь.

Мне (то есть Григу) невыносимо жарко. Видно, терморегуляция скафандра нарушена – пострадала от взрыва, странно, что я-то уцелел, отделался легкой контузией. А Павел погиб – его разорвало на куски. И Барри погиб. И Марк. Хорошо, хоть Питер уцелел. Он склонился надо мной с походной аптечкой, пытаясь привести в сознание. Я хочу ободряюще улыбнуться ему и сказать, что со мной все в порядке, но не могу – лицевые мускулы не слушаются, да и тело, как чужое, а в голове странный шум – последствия контузии.

Питер замечает мои открытые глаза, помогает встать и сует мне в руки автомат.

– Очухался? Тогда стреляй! Прикрой меня! Я попробую пригнать его!

Прежде чем я успеваю возразить, он бежит, пригнувшись, к стоящему среди песков лайдеру, а вокруг него хищно свистят пули.

– Питер, выживи, пожалуйста, выживи… – шепчу, будто молитву, но он не добегает до лайдера каких-то двух шагов, когда пулеметная очередь прошивает его насквозь, и тогда я кричу Рику, который стреляет рядом со мной: – Прикрой меня, я пригоню его!

– Нет, Григ! – Он поворачивает ко мне почерневшее от усталости лицо. – Ты единственный маоли среди нас. Если тебя пристрелят, нам конец. Пойду я!

Рик хватает меня за плечо, пытаясь остановить, и я чувствую, как во мне поднимается холодная злая ярость.

– Я маоли и все еще твой командир!

Он сникает и отводит глаза.

– Так точно, сэр.

Ободряюще хлопаю его по спине.

– Не боись, прорвемся!

Вернее, прорвались бы, если б не пулеметчик, поправляю себя. Он явно парень не промах, просто-таки снайпер, а не пулеметчик. И позицию занял очень умело – нам его не достать, а у него под прицелом подступы к лайдеру. Ладно, шанс все равно есть. Он всегда есть – пусть даже один на миллион…

– Рик, как на твой взгляд, что быстрее: человек или пули?

– Пули, – уверенно отвечает он.

– М-да…

Снимаю с себя всю амуницию и покореженные части броника. Расстегиваю заклепки шлема и освобождаюсь от скафандра. В первый миг обжигающий, содержащий что угодно, кроме кислорода, воздух болезненно обволакивает кожу и пытается проникнуть в легкие. Это самый опасный момент – момент срабатывания стереотипов – дескать, человек не способен выжить без скафандра при температуре кипения воды в наполненной смертельными газами атмосфере. Но я-то знаю, что способен. Если захочет. Если сам поверит в это…

Делаю осторожный вдох и вытираю со лба испарину – жарко, но терпеть можно. И дышать можно. Хотя, конечно, гадость страшная, так что лучше недолго, а то потом придется длительное время чистить организм, а эту процедуру приятной не назовешь.

Отдаю свой автомат Рику. Мой единственный шанс – бежать налегке.

– Так как, Рик? Что быстрее: человек или пули?

Он молчит. «Сейчас узнаем», – говорит его взгляд.

Я ободряюще подмигиваю ему и делаю рывок по белому песку. Лайдер все ближе, и неумолимо надвигается очерченная пулеметчиком граница. Я почти физически ощущаю на себе его прицельный взгляд. Могу поклясться, что у него взмокшие от пота короткие русые волосы, усталые серые глаза, впалые щеки и худая долговязая фигура. Таким, как он, у штурмовиков обычно дают прозвища Длинный или Лонг.

Шаг, еще. Сейчас должен запеть пулемет! Инстинктивно сжимаюсь, но он молчит. Патроны кончились? Нет, не то… Обостренным до крайности восприятием я буквально чувствую стиснутые до хруста зубы пулеметчика, ощущаю на себе его пристальный, немигающий взгляд. Он смотрит на меня, не отрываясь, и его пулемет молчит. Почему? Почему он не стреляет?! Шаг, еще. И пулеметчик словно просыпается – пули вспарывают раскаленный воздух. Одна вонзается мне в предплечье, другие впиваются в бок, взламывая ребра, но я уже в лайдере, а его бронированную обшивку пулями не пробить. Запускаю двигатели, слышу вопли ярости и отчаяния со стороны противника и буквально кожей ощущаю ликование своих ребят. Поднимаю «птичку» над руинами и опускаюсь с другой стороны. Не успевают гусеничные шасси коснуться белого песка, как мои парни уже внутри.