Читать книгу - "Поцелуй Вечности - Мария Снайдер"

— Допустим, я сделаю это, а что потом?

— Потом ты пойдешь со мной. И там для нас открыт целый мир. Я не останусь одиноким, а тебе больше никогда и ни о чем не придется тревожиться.

Он сказал это так, как еще никто и никогда прежде со мной не разговаривал. Он не мог лгать. Его слова звучали слишком убедительно, чтобы быть неправдой. И мое горло пронзила очередная вспышка боли. Я вся застыла, кроме живого, горящего уголька на шее, под моими скрюченными пальцами и скомканным бумажным полотенцем.

— Итак, моя загадочная леди, какие у нас перспективы на будущее? Намереваешься ли ты провести свою коротенькую, маленькую жизнь, следуя их правилам игры, или собираешься использовать свой шанс?

Некоторое время я, закусив застывшую нижнюю губу, пребывала в состоянии тревожного раздумья. А потом приняла решение.

— Это была не моя вина. — Гвин никак не могла оставить эту тему. Она сутулилась, ее золотистые волосы разметались по плечам. — У меня даже и мысли такой не было. Честно!

— Да ладно, все нормально. — Мой голос, кажется, даже звучал искренне. Я не стала залеплять два маленьких прокола на шее лечебным лейкопластырем, поскольку они уже были белесыми и выглядели давнишними, почти зажившими. Их можно было вообще не заметить. — Что ты делаешь сегодня вечером?

— Я думаю, ты могла бы прийти к нам. — Она еще больше сгорбилась; пятна тени, отбрасываемой смоковницей, скользили по ее лицу и рукам. — Мы посмотрим какое-нибудь кино или что-нибудь в этом роде. Ну и останешься у нас ночевать.

Я не могла согласиться вот так, сразу.

— А как же Митци?

Я посмотрела мимо Гвин, туда, откуда белокурая пакостница, злобная богиня Криспи, бросала на нас быстрые, ядовитые взгляды.

— Сука она. Ты знаешь, что теперь она встречается с Холдером? — Гвин закатила глаза. — Потрясающе! Эта парочка похожа на два разговаривающих друг с другом пылесоса. Давай плюнем и на этот, четвертый, и пойдем купим что-нибудь. Что скажешь?

Что еще можно было сказать на это, кроме «да»? Я знала, что сегодня Джонни не заедет за мной.

Ее родителей дома не было, а Мариса уже спала. Я чувствовала себя вполне уютно в старой пижаме, которую мне дала Гвин, и лежала очень тихо до тех пор, пока ее дыхание не сделалось ровным. Я не собирала никаких вещей и даже не сказала папе, куда отправляюсь. Была пятница, ему заплатили за работу. Он мог еще сидеть в баре, а если дома, скучал без меня. Но это не имело значения. Сейчас ничто не имело значения, кроме ожидания.

Она лежала рядом, как всегда упираясь в меня локтями и коленями, умудрялась занять всю постель даже на двуспальной кровати.

Когда она стала дышать совсем глубоко, я осторожно выскользнула из постели и потихоньку оделась. В темноте моя белая блузка маячила, словно привидение. Пройдя на цыпочках через комнату, я спустилась по лестнице так, что ни одна ступенька не скрипнула, — результат длительной практики. В чистой, без единого пятнышка, кухне было темно. Ветер отирался об углы дома и бросался песком и пылью в окна. Скоро здесь будет вспышка, а затем появится устойчивый запах дыма.

Сквозь ромбовидные стекла кухонной двери не было видно ничего, кроме света фонаря над входом. Я стояла там: горло у меня саднило, а рука тянулась к дверной ручке и к мерцающему мягким золотистым отблеском рычажку засова. Всякий раз, когда порыв ветра вызывал во мне очередной всплеск напряжения, я отдергивала руку.

Он не придет. Затем возникала противоположная мысль — придет. Я верю! Не знаю, сколько времени я стояла там как дура, в своей измятой школьной одежде, прежде чем перед дверью не появилась тень. Внезапно. Призрачный силуэт в белой рубашке. Несмотря на искажение, создаваемое ромбовидными стеклами, я могла с уверенностью сказать, что это он.

Я потянулась к ручке двери. Снова отдернула руку и стояла там, охваченная дрожью, пока он ждал. Я не знала, сколько он сможет простоять, но, если бы я не открыла дверь, утром он ушел бы. Это точно.

Я знаю, что произошло бы, если бы я не открыла. Я бы ходила в школу. Потом в колледж. Работала бы до седьмого пота в надежде, что кто-нибудь из избранников бросит мне кость или две. А Гвинет рано или поздно перестанет нуждаться в моих прощениях. Она вернется к людям своего круга и забудет о моем существовании. Исчезнет убежище — дом, похожий на прекрасную морскую раковину, который я в фантазиях воображала своим.

Засов сдвинулся с места. Он не шевельнулся.

Я вся похолодела и одновременно покрылась испариной. Дверная ручка скользила у меня под пальцами, и я услышала чье-то тихое недовольное бормотание. Казалось невероятным услышать отсюда какие-либо звуки, издаваемые во сне Марисой или Гвин, но, по-моему, я их слышала.

Я повернула ручку и открыла дверь. Сразу ворвался ветер, наполненный пылью и запахом дыма. Я догадывалась, что пожары уже начались.

— Иди и жди меня в машине, — сказал он.

И вот я сижу в «джетте». В бардачке ничего нет, а наверху, на макушке холма, стоит совершенно темный дом. Фонарь над входом светил, но секунд через десять погас и он. Ветер слегка раскачивает автомобиль на его подвесках, облизывает краску на поверхности кузова и рисует бархатистые отпечатки своих пальцев на ветровом стекле.

На холме сверкнуло что-то белое.

Я вся дрожу. Моя школьная сумка послушно устроилась у моих ног на чистом коврике. И все внутри пахнет новым автомобилем. Мне холодно, хотя температура в салоне — тридцать градусов, и в нем так же сухо, как у меня во рту.

Я не знаю, каков Джонни. Не могу сказать ни единого слова. Я даже не знаю, действительно ли он вернется в машину. Ко мне.

Сноп оранжевых искр там, на вершине холма, за одним из окон верхнего этажа. В комнате Гвинет, из которой открывается вид на полукруглую подъездную аллею и на ухоженную лужайку. Сноп становится ярче. Это не электрический свет. Что-то более старинное.

Если он будет спускаться по холму, я увижу его силуэт на фоне языков пламени. Мои пальцы, скользкие от пота, сплетены вместе. Проколотые ранки на шее горячие и влажные.

Я не уверена, что хочу увидеть, как он спускается по склону холма. Что я буду делать, если он не спустится? А если спустится?