Читать книгу - "Исправленная летопись. Книга 3. Пушки и колокола - Михаил Ремер"

– Молчи, – встрепенулся Некомат. – Молчи! Сил побереги! Тебе еще Вязьму отбивать! Никола! Никола! Жив он! Жив, соколик!!!

– П-п-про… прощаю, – напрягшись, продолжал муж. – Е-жели… Про-т-тив Дон-ского еж-жели. С того… Со света… Пр… прокляну, – выгнувшись на секунду, словно бы по телу его прошел высоковольтный разряд, вдруг расслабился князь.

– Душу… Душу светлую Богу отдал, – Некомат поднял заплаканное лицо, в упор на Булыцкого глядя.

– Дьякон где?! Где Фрол?!

– А пес его знает! – отозвались мужики. – Найти не может никто!

– Шельма! – зло выругался Булыцкий и, оставив раненых на попечение холопов, вышел на улицу.

За беготнею своею времени счет потеряв, Николай Сергеевич тут же глаза руками прикрыл, защищаясь от нестерпимо-палящего солнечного света, отражавшегося в миллиардах сияющих снежинок; то день уже в разгаре самом был. По крепости торопливо сновали люди и, направляемые короткими распоряжениями суровых воевод, готовились к обороне. Мужики, что покрепче, поднимали на частокол несколько орудий, из Москвы прихваченных. То Дмитрий Иванович желал при случае еще раз покрасоваться, а заодно и устрашить своего литовского родственника видом и небывалой мощью русских пушек. Еще несколько человек возились с сетями, аккуратно расстилая их на противоположном берегу и присыпая сверху снегом, так, чтобы невозможно было разглядеть ловушки. Кто навесы над частоколом укреплял да хламом всяким обвешивал, так, чтобы в случае штурма как можно больше стрел неприятеля остановить. С десяток мужиков, раскачивая бревна в частоколе, невесть зачем ослабляли его, имитируя пролом. Старики же немощные, рьяно крестясь, ковыляли к небольшой церквушке.

Наперед зная, что просто так ничего Дмитрий Иванович делать не будет, Булыцкий поспешил к валящим стены холопам. Уже заскочив на помост, увидал он, что именно здесь было самое узкое место между берегами. Это плюс обрыв, вынуждавший противника делать пусть невысокий, но прыжок, превращало излучину в место идеальной ловушки. А для того чтобы задуманный фокус наверняка удался, остальные жители Вязьмы кто чем тюкали лед, продалбливая небольшие полыньи. Вытащенную кашу, в лоханках, – ох и матернулся Николай Сергеевич, вспомнив тачки, – под руководством Ивана Васильевича вываливали перед частоколом в ледяную насыпь, возводя еще один рубеж против штурма.

Усмехнувшись, Булыцкий отправился в княжьи хоромы.

– Входи, – отвлекшись от разговора с добротно одетым мужчиной, коротко приказал князь, кивком указывая на дальнюю скамью. Лишь покончив с делом своим и перекрестив молодца, он, отпустив того восвояси, обратился к Николаю Сергеевичу. – Судьба твоя, Никола, видать, в час грозный рядом оказываться, – невесело усмехнулся муж. – Что там, в грядущем, о Вязьме?

– Да ничего, – порывшись в памяти, пожал плечами пенсионер. – То земли Литовские, не русские были. Покойно, кажись, было.

– Гонца отправлю, – задумчиво отвечал Дмитрий Донской. – Даст Бог – дойдет.

– Предали князья литовские, выходит, – осторожно поинтересовался трудовик.

– Ягайло, может, и предал, – тяжко садясь на лавку, отвечал князь, – корону польскую примерить зело как хочет. Витовт – тот вряд ли… Хоть и братья двоюродные, и Витовт верит Ягайле, хоть все больше с кукишем и остается. В клети Ягайло. Деваться некуда ему, вот и мечется, – зло грохнув кулаком по лавке, прорычал вдруг князь. – С помощью Божьей да анафемой самого Патриарха Вселенского смуту подняли на землях Литовских. Понял теперь Ягайло, что сам себя в клеть загнал. И в Великом княжестве Литовском не рады ему, и шляхта, видать, кривится; на что им Ягайло без Руси Литовской-то?

– Мож, и слух то, что Софья в Москву выехала? – осторожно поинтересовался учитель. – Тебя чтобы выманить.

– Выехала, – задумчиво прогудел Донской. – И человек мой верный – с ней.

– Выходит, Ягайло?

– Выходит, он.

– Так и на что ему ссора с братом очередная-то? Своих, что ли, бед мало?

– Я про то думаю, что не ссоры он ищет своей с братом своим, но ссоры моей и Кейстутовича. Ему-то, аспиду, и корону польскую лишь в обмен на княжество Литовское. Вот только кукиш ему, а не земли те, – зло оскалился князь, – Витовт получит, раз уже и дочь отправил! Вот и выходит, что при Витовте не быть Ягайле князем Литовским, а без него тевтонам супротив выйти некому будет! На клоки и княжество его, и его самого порвут.

Шельма он! Что колокола язык; от одной щеки – к другой… Ягайле сейчас одна забота – удержаться. Московский престол ему уже далек. Особенно после того, как с латинянами унию заключил, да и анафеме предан. И шляхтичам он такой не надобен… Ему теперь одна дверь осталась: с братцем замиряться. Любой ценой!

– Тебя разбив, замирение получит?

– Или меня разбив, – ухмыльнулся князь, – или дочь его в полон взять… Просто так, что ли, мы с братом навстречу вышли? Вот только народу с собой взяли – слезы. Вот тут и пересилил нас лукавый. Ладно хоть пушки взял, да дружине наказ: через восемь дней за мной выходить. Одного только в толк не возьму, – чуть помолчав, продолжил Донской. – Почему Сигизмунда отправил, а не Корибута. Всяко надежней. Да и в ратном деле проверен. А тут на тебе – Сигизмунд.

– У меня заряды картечные с собой, – встрепенулся учитель.

– Горбатого могила исправит, – расхохотался Донской. – Да только с горбатого иной раз толку больше, чем с прямого! Угостим ворога! Сигизмунд, которому войско доверил, худой воевода. Что? – Донской расплылся в улыбке, глядя на пораженного Булыцкого. – Думал, самых простых людишек в Литву отправил? Верных самых, да толковых, да надежных! Вон, в Москве таких уже и нет; на чужбине все. Не это, так и Фрола бы выслал давно уже. Да ведаю я, ведаю, – отмахнулся Дмитрий Иванович, не давая Булыцкому и слова вставить, – утек, лис. Оно и ладно, что до того, как готовить начали крепость; нет веры пустоглазому. А утек раз, то, значит, отведают гостинцев гости незваные!

– Думаешь, сдюжим? – осторожно поинтересовался Булыцкий.

– Бог даст, так и сдюжим, – перекрестился Донской. – На то уповаю, что после Мариенвердера Вязьму взять – дело плевым покажется, вот и не отправит Ягайло силу большую. Испугается, смерд. Ей-богу, испугается! Запутался лис, лбами сталкивая родственничков, за живот свой трясясь. А раз так, то сам – в Польшу, а кого из братьев – сюда. На штурм. Выходит, и приступа бояться – дело пустое, хоть и с бомбардами ворог идет наверняка.

– Бог даст, и сложится все, – чуть подумав, кивнул трудовик. – Только, как бы оно там ни вывернулось, помни: Ягайло да брат его Сигизмунд в историю войдут тому благодаря, что титулами высокими одарены будут. Ягайло, аспид, и родственником потому твоим не станет, что королем называться захочет, но не князем. Витовт же, после мытарств, обманов да войн княжество Литовское получит. Вот только воле Божьей уготовано так быть, что суждено ему будет вассалом зваться Ягайлы. Ты бы мне бересты… что упомнил, написал бы.

– Благодарю тебя, Николай Сергеевич, за науку, – отвечал Донской. – Даст Бог, и с умом ее приложить сложится. А с берестой – не обессудь. Негде взять ее здесь. Ступай, – не дав ничего сказать, отпустил Дмитрий Иванович соратника своего. – Мне сейчас каждый муж на счету. Скольких на ноги поставишь, так и слава Богу. – Булыцкий, поклонившись, отправился к раненым.