Читать книгу - "Темногорск - Роман Буревой"

При слове «любовь» женщина в белом платке наклонялась к уроду и касалась губами его обожженной щеки.

И сыпалась резаная, украшенная государственными клеймами бумага в подставленную для пожертвований шляпу. Шляпа наполнялась так быстро, что женщина едва успевала перекладывать в матерчатую сумку добычу. Темноликий восточный красавец Марат, хозяин магазина, брал с женщины сотню за день и разрешал сидеть до захода солнца.

А вокруг зеленели кусты и деревья, ощутив тепло запоздалой весны; шумели ручьи, чавкала под ботинками и туфлями грязь размытой дороги, и смолистый терпкий запах плыл над Ведьминской.

* * *

Какой-то дородный господин в дорогом пальто, проходя мимо, остановился и бросил в шляпу сотню баксов.

– Отдайте эти деньги кому-нибудь другому, – сказал вдруг калека. – От них мне никакого проку.

– Ну ты даешь, урод! – хмыкнул «благодетель». – Верно, правильно тебя изувечили.

Женщина в белом платке, услышав его слова, что-то прошептала беззвучно. Калека же остался безразличен. Сотню «благодетель» все же забрал и через два десятка шагов бросил в шляпу Суслику.

– Здорово мы от него избавились! – хмыкнул калека и тут же окликнул хорошенькую блондинку с малышом на руках: – Уважаемая, почему проходите мимо? Почему не хотите мне немного помочь? Совсем чуть-чуть. Дайте, сколько не жалко. Хоть копеечку.

Блондинка вздрогнула от этих слов и повернулась к нищему. Младенец испуганно захныкал.

– Извините, я задумалась… непременно хотела… – Женщина содрогнулась от жалости, глядя на несчастного, спешно порылась в кармане курточки, отыскала смятую десятку, кинула в шляпу.

– Можно, я вас поцелую? – вдруг спросил урод.

Блондинка испуганно огляделась и спросила шепотом:

– Куда? В губы?

– Можно и в щеку. Вы не против? Я нежно целую. И я не извращенец, не подумайте.

Она заколебалась. Потом наклонилась и подставила щеку, зажмурившись. Ощутила прикосновение приятных прохладных губ. Отшатнулась. Глянула на уродца с жалостью. Прошептала:

– Ты же совсем замерз.

И из глаз ее вдруг сами собой полились слезы.

– Мой брат… он почти таким же был после… после… – Она не договорила, махнула рукой и закричала на женщину в белом платке: – Везите его в тепло немедленно! Как вы можете его заставлять здесь сидеть! Ему же плохо! Чаем его напоите. Водки дайте! Пусть он пьян будет! Пусть с утра будет пьян…

– Нам надо еще постоять. Полчаса, – возразила «опекунша» убогого.

– В тепло, – повторила блондинка.

Женщина в белом платке нехотя накинула на колени уродца клетчатый драный плед и принялась толкать коляску в Дурной переулок.

– У церкви в воскресенье дольше сидели, – сказала она, – а здесь почему-то каждому дело до твоей судьбы.

– А мне нравится.

– Могли бы больше набрать.

– Людей много, – отозвался инвалид. – Важно не время, а люди… Взгляды могут стереть любое лицо, сколько раз объяснять?

Они не заметили, как за ними в переулок нырнули двое подростков лет шестнадцати. Заслышав топот, уродец обернулся, успел только крикнуть предостерегающе: «Отойди!», как эти двое на них налетели. Один в ярости крутанул коляску, выворачивая попрошайку на землю. Второй схватился за матерчатую сумку с добычей, пытаясь вырвать ее из рук женщины. Но тут случилось нечто совершенно необыкновенное. Инвалид наружу не выпал, а, чудом удержавшись в коляске, ударил одного из пацаном промеж глаз, причем бил он своей культей, и не достал ровно на расстояние несуществующего предплечья. Но удар вышел отменный. Как раз в нос, так что кровь хлынула струей. Второй грабитель, уже завладевший мешком, получил удар в живот, опять же от несуществующей ноги, и осел на землю, выпустив добычу. А уродец вскочил и встал… нет, не на ноги, – культи ног повисли в воздухе, не доставая до земли, но при этом торс его ловко метался из стороны в сторону, обрубки рук мелькали, и несуществующие кулаки били в лицо и живот незадачливых грабителей попеременно. При этом глаза уродца явно видели – подернутые белым налетом зрачки всякий раз поворачивались вслед за своей жертвой.

Через пару минут пацаны мчались вон из переулка.

– Ну, Тина, в логово, и скорее! – весело крикнул инвалид, лихо вскакивая в коляску. – Ура! Победа!

– Да замолчи ты!

Женщина помчалась, толкая перед собой коляску так, что колеса подпрыгивали на ухабах. Ведьминская улица с ее суетой и трехэтажными особняками колдунов осталась далеко позади, и они очутились среди обшарпанных пятиэтажек, меж которых толпились сляпанные на скорую руку киоски и дешевые магазинчики. Это был уже совсем другой город, и здесь текла совсем другая жизнь, лишенная блеска, суеты и загадочности Ведьминской. Хотя истинный Темногорск был именно там, на улице колдунов, где каждый мог ощутить аромат великой магии, где урод мог сделаться красавцем, шлюха – принцессой и где, говаривали, можно получить все – власть, деньги и могущество.

Едва безногий и его спутница очутились в парадной, как уродец выскочил из коляски, поднял ее несуществующими руками и побежал наверх. Их уже ждали, дверь в квартиру на втором этаже была открыта.

– Как? – спросил Юл громким шепотом, пропуская попрошайку и Тину в прихожую. – Много набрали?

Инвалид не ответил, поставил коляску и поспешил в ванную.

Дверь за ним захлопнулась, сразу же зашумела, забила яростным напором вода. Безрукий и безногий человечек прыгнул под душ, радостно ухнул, а через минуту-другую вылез совершенно иным – исчезли безобразные ожоги на лице, зато обозначился нос с хищной горбинкой, острые скулы, длинные черные волосы. Бельма смыла вода – и обнаружились вполне зрячие серые глаза. Руки и ноги тоже оказались на месте – нормальной длины.

Роман Вернон натянул на себя джинсы и майку и вышел из ванной. С плохо вытертых волос на шею стекали капли воды. А на шее сверкала серебряная нить, будто живая тонкая полоска воды, вплетенная между цветных пестрых косиц.

– Сколько у нас всего? – деловито спросил Юл.

– Что-то около десяти тысяч баксов… Нет, больше, – неопределенно протянула Тина. – Но это без сегодняшних…

Роман принес из ванной комнаты таз с водой.

– Итак, приступаем к отмыванию! Вываливай! – приказал он Тине.

Помощница уже успела разоблачиться – снять не только платок, сапоги и заменить безобразное платье на вполне приличные брюки с джемпером, но и смыть старушечий грим с лица.

Тина высыпала содержимое матерчатой сумки в воду.

Вода замутилась, сделалась серой, потом стала белеть. Тина тронула се рукой – вода была тепловатой, как парное молоко.

– Мало, – вздохнула. – Опять мало.