Читать книгу - "Мотылек и Ветер - Ксения Татьмянина"

— Всю картину удалось собрать только сейчас, и есть в ней одна очень странная нестыковка. Ника еще в больнице сказала, что не помнит точно, сколько прошло времени. Она очнулась уже в подвале. Врачи дали заключение что при такой травме она могла находиться в оглушенном состоянии от трех до шести часов. Но никак не суток. Понимаешь?

— Нет… не уверена.

Роберт подошел к столу и взял одну из пустых чашек, поставил ее отдельно в центр стола.

— День первый, семнадцатое октября, — ее оглушили и похитили. — Взял другу чашку, приставил к первой в ряд: — День второй, восемнадцатое октября, — маньяк начинает свои пытки и истязания. День третий, девятнадцатое — он продолжает насилие. День четвертый, двадцатое, тварь начинает ее убивать… Ника в последние мгновения дает «сигнал смерти».

Роберт выставил «четвертым днем» — горячий чайник. И я с ужасом и все более четкой догадкой пялилась на фаянсовый бок и нарисованный на нем синий цветочек.

— На сигнал кинулась ты, как только уловила вызов. Шагнула за порог и вышла к девочке… — Тут он медленно увел руку от чайника к первой чашке и выдвинул ее, удержав пальцами за края: — в первый день ее похищения. До того, как он успел по-настоящему ей навредить. И перетащила ее из плена не только в пространстве, но и во времени, — в двадцатое октября. И ни ты сама, ни девочка ничего не заметили. Даже расхождение фактов с показаниями Ники сначала объясняли спутанным сознанием после сотрясения мозга. Но слова обвиняемого, эксперты, вся хронология преступления подтверждает невероятное — ты, Ирис, не только спасла ей жизнь, но и спасла от пыток и увечий, физических и психических травм. И себя спасла. Вылети ты на вызов в ту самую минуту ее смерти, он бы убил в подвале и тебя тоже.

Август сидел бледный. Родимое пятно на щеке казалось чернильной точкой на бумаге, — ему тяжело было слышать имя дочери в этом рассказе. Роберт описывал дни так, словно это точно случилось, и ему не помогало знание, что Ника жива и здорова. И я на днях ее видела — беззаботную и веселую, играющую с собакой Динь-Динь. Страшно это все. Страшно, даже гипотетически подумать, что с твоим ребенком может случиться такой ад. Она не моя дочь, но ужас от «могло быть» сковывал и меня.

— Два дня назад я ушла на вызов к человеку на грани, случившейся тридцать лет назад. И еще дважды попадала на «кораблик» к Юлю Вереску.

— Ты его наследница, Ирис.

А что мне сказать? «Я знаю»? Смотрела Августу в глаза и отчего-то не могла вспомнить всех вопросов, которые к нему накопились. Вернее, могла, но теперь… я чувствую вызовы в солнечном сплетении с пятнадцати лет, а в реанимации при смерти была только в этом году. Потому что у меня многое перепуталось во времени, как и фамилия, ставшая моей раньше свадьбы. Я сумела перетащить Нику, не пойми как, — не потому ли, что экстремальные обстоятельства разбудили во мне опыт будущего, опыт той Ирис, которая с легкостью проделывает подобное? На какие еще вопросы мне нужны ответы от этого наследника?

— Юль сказал мне об этом в нашу последнюю встречу. Только я до сих пор мало что умею. Все получается само, часто случайно или неосознанно, а не потому, что я так захотела или знаю механизмы таких случаев.

— Да, тебе нужно учиться, — задумчиво пробормотал Август, — и если с основным помогу я, то со временем… Скажи, как ты его находишь? Сколько бы я ни бился, не могу уловить и следа, никогда не мог. Искал, все ходы насквозь прошел, но пути на «кораблик» нет.

— Не через ходы, а через помещения, которые занимали люди.

— Я слушал в твоем сообщений об этом, но для меня там нет и отголоска от особых пространств. Кстати… Роберт, выясни, пожалуйста, что там с собранием, и позови Катарину… Ирис, случай с Никой… не говори никому о ней, даже друзьям, не дай бог хоть слово уйдет на сторону и долетит через третьи руки к моей дочери. Она должна остаться в неведении, забыть все, что с ней случилось, и уже тем более не знать, что случиться… могло.

— Конечно.

— Я, ты и Роберт. Больше никто не узнает.